| |
|
|
|
|
 
|
(Опубл. в Pro et Contra, 2000, зима, том 5, № 1) Полоса тягот изменила нас социально и профессионально. Из части прежней академической и вузовской интеллигенции вырос диковинный тип "комплексного" профессионала: на треть - научного сотрудника, еще на треть - преподователя в университете или колледже, и на остальное (в зависимости от склада и ситуации) -аналитика-практика, политического журналиста, мастера по пиар-кампаниям или эксперта-консультанта при депутате, вице-губернаторе или благотворительном фонде. Жить стало разнообразнее и тяжелее. Правда, без добра, худа не бывает. Шестилетние скитания по российским университетам в роли руководителя выездных летних и зимних школ-сессий Методологического университета конвертируемого образования при Московском научном фонде наградили меня массой впечатлений из глубины научно-образовательного сообщества. Они и навели на мысли о противоречиях научно- и учебно-познавательного процессов. Текущая интеллектуальная ситуация озадачивает и удручает. Озадачивает - потому что на фоне свободного проникновения зарубежных идей, книг, концепций, материалов, исследовательских и преподавательских методик, стандартов и канонов западной науки уровень нашего собственного и наших зарубежных коллег понимания о содержании и направленности российских процессов остается недостаточным, а их теоретического объяснение - неудовлетворительным. Правда, "формальная осведомленность" (нас самих и зарубежья) выросла. Море новых публикаций (особенно малой формы - тезисы, статьи, доклады) разлилось в столицах и провинциях. Сколь ни странно на фоне бедности, печататься стали больше, в том числе в региональных центрах, если там хоть сколько-нибудь освоены техники работы с местными (администрации), столичными или зарубежными спонсорами. "Нижегородский журнал международных отношений", журнал "Миграции" во главе с блестящим иркутянином В.И.Дятловым, университетские и институтские журналы в Петербурге, Ярославле, Ульяновске и т.д. - малая доля наиболее известных провинциальных изданий по вопросам только одной наиболее близкой мне области безопасности и политологии. По опыту работы в МОНФ скажу, что проблемой явлется не столько финансирование публикаций, сколько нахождение в региональном сообществе рукописей должного научного уровня и проблематики, а публикационных возможностей больше, чем конкурентоспособных авторов. Зато очень много авторов просто. . Это совсем другие авторы, чем те, ради поддержки которых благотворительные организации - Фонд Форда и Фонд Макартуров в сотрудничестве с МОНФ в 1995 г. начинали масштабные мероприятия по конкурсной поддержке молодых ученых и преподавателей (с 1997 г. в эту работу включился Институт "Открытое общество", превзошедший предшественников по масштабам выделенных средств). Поколение слушателей 1995-1998 гг. представляло собой в нашей науке "переходную" традицию исследования и преподавания. Молодые и особенно среднего возраста (35-39 лет) слушатели летних и зимних университетов были теми, кто учился и долго работал по советским методологическим канонам, но ознательно отвергал их, стремясь обогатить своей инструментарий через приобщение к западной методологии в русском понимании этого слова - то есть к новым аналитическим подходам, теориям, концепцяим, стандартам научного поиска и публикации. Это было "поколение излома". Оно не принимало навязывавшеюся ему и оттого постылую советскую научно-методологическую догматику, но - волей-неволей уже овладев ею - обладало потенциалом критического восприятия, сберегавщего от слепого копирования зарубежной методологии. Типичное для переходных эпох сочетание старого и нового знания - как теперь можно судить - дало поразительно богатые результаты. Первые активисты школ уверенно заявили свои права на лидерские позиции в своих областях. Из числа слушателей первых двух школ МОНФ в 1995 и 1996 гг. вышли москвичи В.В.Радаев (в 1997 г. защитил докторскую диссертацию и возглавил отдел экономической социологии Института экономики РАН) и продвинувшийся в ряд ведущих геополитиков "либерально-патриотического сплава" с.н.с. Института философии РАН В.Л.Цимбурский, омич А.В.Ремнев (доктор наук с 1998 г. и проректор по научной работе Омского госуниверситета), самарец П.И.Савельев (доктор наук с 1996 г. и зав.кафедрой истории Самарского госуниверситета), В.П.Мохов (доктор наук с 1999 г. и зав. кафедрой политологии Пензенского государственного педагогического университета). На рубеже 1998-1999 гг., в составе грантополучателй и грантозаявителей произошли перемены. Бросилось в глаза омоложение аудитории. Ее средний возраст опустился с 34-36 в 1995-1996 гг. до 29-30. Из круга заявителей вымылись "еще молодые, но уже маститые", каковых прежде было много, и выросла доля аспирантов и сотрудников без ученой степени в возрасте до 30 лет. Старшее по возрасту "пограничное" поколение естественным путем выбывало за рамки возрастных ограничений образовательных программ, а участниками последних становились новое поколение - те, кто в обозримой перспективе составит кадровое ядро образовательного процесса в ВУЗах. Это их познавательная манера так поразила меня и моих коллег. Первое, что бросалось в глаза и сначала нравилось - несоизмеримо возросшая эрудиция молодых людей и классической, новой и новейшей зарубежной библиографии. Западное знание, нет сомнений, достигло российской глубинки, и политологические презентации молодых преподавателей из Саратова в этом смысле мало отличались от выступлений аспиранта из Улан-Удэ. Имена и названия западных авторов и книг произносились в количестве, которое сначало радовало, затем немного веселило, но в конце концов стало настораживать: не блеф ли ? Но техника перекрестных вопросов подозрения развеяла. Слушатели в самом деле читали или во всяком случае более или менее подробно знакомились с основной частью работ, на которые они ссылалсь, что ободряло и успокаивало. Шок наступал позднее, когда слушатели, завершив "каноническое" введение с обзором литературы, начинали излагать собственно материалы исследований. Выяснилась пугающая истина: сведения о содержании западных работ, присутствовавшее в памяти и мыслительном апппарте выступавших, существовали "автономно" от их работы с конкретным материалом и мало влияли на технику анализа и выводы. Книжное знание жило в головах молодых коллег своей жизнью, а их уникальный богатый и интересный материал - своей. Работы в целом выглядели почти курьезно. Они являли собой две механически сочлененных емкости - одну с описанием западной литературы и методик, другую - с минимально группированным, просто первично "разобранным", но богатым и разнообразным фактическим материалом, "анализ" которого был в самом лучшем случае построен на констатации его соответствия или несоответствия тому, что должно было - по мысли авторов - вытекать из тех книг, которые они прочитали. Дальше этого ни один из выступавших не шел и идти не пытался. Создавалось впечатление, что незавершенность и, я бы сказал, безрезультатность их поиска в смысле отсутствия хотя бы гипотезы для объяснения природы процессов, о которых, казалось бы, были написаны их исследования, авторов не заботила, да, кажется и даже незавершенностью-то не казалась. Налицо был сдвиг в понимании цели научно-познавательного процесса. Авторы полагали его смыслом не раскрытие закономерностей и причин, в силу которых процессы шли так как он шли (то есть не собственно познание-объяснение реальности), а ее формальное описание. Если молодые люди и "осмысливали" реальность, то они делали это лишь в том смысле и в такой мере, как непривычное и новое описывается (и в этом смысле "осмысливается") в понятиях западной науки. Авторы попросту "переводили" местные реалии на язык, понятный западным спонсорам и зарубежной читательской аудитории ! Миллионны долларов благотврительных программ десять лет шли на воспитание поколения переводчиков ? Конечно, роль переводчика лучше роли углекопа-добывателя материалов из архивов и с мест. На как мал шажок от второго к первому - и как он показательно двусмыслен: от нетто-добычи научного сырья, новое поколение ученых переходит к его первичной обработки в полуфабрикаты на местах. Промышленное производство готовых изделий по прежнему остается за пределами страны, а зарубежным коллегам будет легче самим строить собственные теории развития России и возвращать их потом тем, на чьих материалах эти теории строились, и их ученикам. После сказанного не покажется странным, что за последние годы, к примеру, издательство "Международные отношения" выпустило три переводных учебника по истории международных отношений и не одного русского ! И дело не в том, что зарубежные работы чем-то не хороши - их доступность на русском языке нужно только приветствоать - худо что русских - нет. Меньше всего хотелось бы звучать противником теории вообще, а значит - в той мере, как Запад остается де-факто лидером в ее разработке - противником теории западной. Отход от мракобесия советской догматики - эпохальный сдвиг в развитии общественной мысли России. Диффузия зарубежный идей обогатила интеллектуальную палитру, раскрепостила мышление и создала предпосылки для роста оригинального отечественного ответвления мировой политологии как области, специализованной на теоретическом обобщении российского материала в общемировом концептуальном контексте, который она посредством "встречного потока" теоретических обобщений должна была закономерным образом дополнять, уточнять, и , конечно, подвергать ревизии. В основе подобного ответвления могло оказаться соединение четырех равноположенных начал: 1) исходного пласта западной теории и методологии (Запад был пионеров в теоретическом осмыслении своей реальности как совокупности западного исторического и иного опыта; аналогичная работа для не-Запада просто еще не проделана !); 2) отечественной понятийная школа, способная "достроить" традиционный (т.е. опять западный) терминологический аппарат с учетом содержательно "не вмещающихся" в него страновых, культурных и иных реалий, которые просто отсутствуют в западной действительности (несмотря на черты сходства латиноамериканские и иберийские диктатуры с содержательном смысле, например, не тождественны советскому тоталитаризму и разработанный для их анализа понятийно-аналитический аппарат "не сработал"в попытках приложить его к пост-советским "транзитам"); 3) систематической фактологии, построенной на изучении фактов российской жизни и их осмыслении в контексте уточнений отечественной понятийно-методологической школы; 4) "сфокусированной" теории, способной моделировать целостную картину мира не путем механистического проецирования западной картины мира "сверху" на незападные ареалы и реалии, а посредством выстраивася ее "снизу" из опыта и действительности той части мира к которой независимо от культурных тяготений элит принадлежит пространственно и, как стали писать коллеги, гео-культурно, наша страна. Мета-идея такого расуждения - в том, что нынешняя "мировая наука" - в том числе "мирополитическая" на самом деле таковой не является. И она может стать подлинно таковой не ранее, чем будет достроена ее незападная часть, и в мире появятся труды и теории, вбирающие в себя опыт развития незападных фрагментов мира в такой же мере, как труды Броделя, Тойнби, отчасти Ясперса и Вебера, вобрали в себя опыт западный. Россия в этом сысле по логике находится в позиции, которая предполагает выполнения ею по крайней мере части этой задачи достраивания здания мировой науки. Кому-то такая логика может казаться почвеннической. Другиим - прозападной в силу присущей ей уверенности в единстве мировой науки и наличии общих закономерностей развития. Во всяком случае, российской интеллектуальной традциии такой взгляд дает (возвращает ?) перспективу развития. Соответствует ли подобным задачам тенденция, заметная в среде молодых ученых и преподавателей ? Очевидно, нет. Проделав полный цикл бегства от мертвой догматики "научного коммунизма" отечественная политологии движется к начетничеству в духе "книжного либерализма" - к тому же тоже "вымирающего", то есть такого, который перестает отражать содержание мощных живых процессов, которые развиваются в самих странах либеральной демократии. Скажем, кам соотносится то, чему по книгам учат в наших ВУЗах с формированием современной пост-традиционной политологии США, вынужденной реагировать на разрушение граней между разными формами "классических" партийных и политических философий и свободным "перетеканием" условного американского "либерализма" в не менее условный "консерватизмом" и наоборот ? Частная иллюстрация: разве не заметно, что в 90-х годах "либерализм" (демократов) и "консерватизм" (республиканцев) в США функционально и политически "поменялись местами" ? А как быть с взаимопроникновением "либерализма" ("капитализма") и "социализма", на которое не устает натыкаться наука ? Современный Запад "переживает" собственную старую научно-либеральную традицию, переходя на другие уровни анализа и осмысления сообразно появлению новых объектов анализа, тенденций, обладающих комплексной природой. "Зады" же классической науки, уже не срабатывающие на Западе, "сбрасываются" в "переходные общества", где, как 10 лет почему-то ожидалось, они будто бы могут "работать" и приносить пользу. Грустный и бесполезный вариант "вертикального разделения труда" в сфере политических теорий. В нем и вязнем. Десять лет заимствования зарубежных разработок и их освоения сопровождались ростом понимания малой пригодности западных теорий для объяснений российских процессов. Нельзя их винить. Эти теории строились на ином материала и объясняли - успешно - реалии, характерные для иных политических и географических ареалов. В отечественом контексте они могли служить подсказками и стимулами для собственных разработок. Последние как минимум должны были разворачивать идеи западных коллег в плоскости их критического воспрития, выявления пределов применимости, ревизии в интересах создания нового теоретического знания. Долг наших интеллектуалов был не в "отработке урока" по заучиванию-пропаганде западного знания, а в возврате Западу интеллектуального долга, то есть во "встречном" внедрении в западный оборот оригинальных разработок, которые будучи исходно гносеологически западными, фактически предлагали мы варианты объяснения фактического развития России и ее соразвития с внешним миром, а не формиальным регистрированием соответствия или несоответствия российского опыта развитиия интуитивным ожиданиям политической мысли. С этой задачей наша наука не справилась. Но она с ней и не справится до тех пор, пока не перестанет считать для себя достаточным лишь освоение чужого опыта, изучение которого превратилось в самоцель политологических штудий.В столичных и провинциаллных центрах науки и образования престижнее, легче и материально благополучнее заниматься персказом западных книг и заставлять заиучивать их студентов, чем биться над осмыслением живого материала. Основными болевыми тточками ситуации представляются: уход в поверхностую популяризацию западных работ и оттеснение на второй план задачи изучения реальности, сколь бы "невместимой" она не была в известные теоретические постулаты и схемы; пренебрежение работой с первичным фактическим материалом, особенно, если он не позволяет "рентабельно" выдти на выводы, сочетающиеся с новобретенными теоретическими канонами западного знания; отказ от разработки конкретных тем и переориентация на конструирование "теорий о теориях" (нео-библиографический подход) на базе поверхностной работы с безграничными пластами зарубежной литературы; возникновение синдрома "полной осведомленности при полном непонимании" ("все знает и ничего не понимает") для которого характерно владение литературным знанием и полное неумение применить его в практическом анализе. Если так будет продолжаться, мы рискуем через пять - семь лет свести отечественные школы гуманитарных наук до уровня передаточно-посреднических пунктов, через которые будет механически транслироваться формальное зарубежное знание в форме схем и стандартов само- и мировосприятия, не сообразующихся в местными реалиями и не имеющими поэтому интеллектуального и морального авторитета, которым призвано обладать знание подлинное. В конечном счете это приведет в тому же, к чему пришла советская догматика - отторжению новой официальной науки как таковой в силу его непригодности для объяснения действительности. Десять лет - достаточный срок. Парадигма освоения сыграла свою роль, но и изжила себя. Без изменения ситуации в российском интеллектуальным сообществе нельзя предупредить подрыва авторитета знания в глазах третьего поколения молодых интеллектуалов, которое пока сидит на студенческих скамьях и придет на смену нынешнему второму поколению "переводчиков" так же стремительно, как оно само заменило поколение мыслителей-рубежников излома. Нынешние студенты воспитываются с кампаний 1999 г. в обстановке небывалого с коммунистических времен бесстыдства "олигархических СМИ" и прессинга довольно грубой пропаганды. Напрасно думать, будто образованная часть молодых людей - с его по-новому завышенным чувствовм личного достоинства - реагирует на беззастенчивость СМИ чем-то, кроме роста скептизима ко всему, что говорится из вне их внутреннего "малого косма". В неприятиии официальной информации это поколение удивительным образом напоминает поколение 70-х, которое верило слухам и западным голосам больше, чем партии и правительству. Назрел поворот к изучению реальности во всех ее противоречиях и параллельному продвижению к созданию собственной теории, которая перестала бы рассматривать местные особенности, невместимое в западные схемы, в качестве девиаций и патологии. Отечественная политология не может и должна порывать с исходным фундаментом западной теории, откуда она произрастает. Но в равной мере вредно до бесконечности редуцировать молодой побег отечественного до уровня этого корня. |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
 |
 |
 |
|
На
эмблеме Форума изображен “аттрактор Лоренца” -- фигура, воплощающая вариантность
движения потоков частиц в неравновесных системах. Эмблема зарегистрирована как товарный знак © Научно-образовательный форум по международным отношениям, 2002 - 2015 Адрес для корреспонденции: 101000 Москва, Почтамт, а/я 81 Тел.: (499) 431-30-96, факс: (495) 434-93-27 E-mail: info@obraforum.ru |
|
