НОФМО/Безопасность и международное сотрудничество в поясе новых границ России

        Границы между новыми независимыми государствами являются важнейшими составляющими несущей конструкции региональной системы международных отношений на постсоветском пространстве. От характера и эффективности функционирования данных рубежей во многом зависит, будет ли упомянутая система состоять из стабильных, жизнеспособных государств, насколько она окажется устойчивой к таким новым вызовам наступившего после окончания холодной войны периода, как контрабанда, нелегальная миграция, терроризм и т.п.; насколько устойчивыми окажутся связи между элементами вышеупомянутой системы. Речь идет либо о том, что новые пограничные зоны, оставаясь фильтром против нелегальных трансграничных потоков, станут районами стабильных и интенсивных международных контактов между сопредельными и другими государствами, и, таким образом, мостами сотрудничества между ними, либо о том, что постсоветские страны постепенно отгородятся друг от друга, удаляясь от соседей экономически, политически, в культурном плане, и между ними образуется все менее преодолимый барьер, который может ассоциироваться с расползающимся оврагом.
        Осуществление в жизнь того или иного сценария будет определяться целым комплексом процессов, происходящих в социальной, экономической, политической и других сферах на различных уровнях (глобальном, макрорегиональном, национальном, мезорегиональном, микрорегиональном и локальном). Принципиальным условием адекватности оценки является учет фактора многомерности рубежей, разделяющих политические, экономические, социокультурные и другие системы соседних государств. Такие рубежи далеко не всегда совпадают друг с другом и с линиями прохождения государственных границ. Преобладающая их часть, как правило, проходит именно в пограничном пространстве, однако некоторые рубежи (менталитет, психологические барьеры и т.п.) могут не поддаваться четкой пространственной локализации, а в ряде отношений сама приграничная зона может рассматриваться как феномен (или система), имеющий самостоятельное по отношению к сопредельным государствам значение. Фигурирующий в заголовке параграфа термин "пограничье" в рассматриваемом случае понимается как совокупность соотносимых с государственной границей пространственных, временных и прочих рубежей, разделяющих те социальные (политические, экономические, этнокультурные и др.) системы сопредельных государств, которые имеют общенациональное значение.
        Ключевыми для нового пограничья проблемами остаются прозрачность рубежей между подавляющим большинством бывших советских республик и во многих случаях сохраняющаяся неопределенность статуса границ. В предшествующий период эти границы рассматривались как формальные разделительные линии, проведенные для удобства административного управления, локальные изменения которых в ряде случаев могли решаться на местном уровне, исходя из хозяйственных нужд. Превращение этих линий в важнейший атрибут государственного суверенитета потребовало четкой фиксации территориальных рамок действия последнего и становления обеспечивающего данный суверенитет пограничного режима. Сложная социально-экономическая ситуация и в ряде случаев неблагоприятная политическая конъюнктура мешают, однако, найти эффективное решение данных проблем, чреватых конфликтами между сопредельными государствами, усилением интенсивности нелегальной трансграничной активности.
        Феномен прозрачности (или полупрозрачности) границы во многих случаях характерен для переходного периода, для которого свойственен процесс либо ликвидации внутренних рубежей интеграционного образования (например, ЕС) с одновременным укреплением его внешних границ, либо, напротив, дезинтеграция такого образования с постепенным оформлением границ внутренних и ослаблением внешних (СНГ). В любом случае для такого рода пограничных зон характерны фрагментарность пограничного контроля; достаточно либеральный правовой режим, регламентирующий пребывание граждан одной страны на территории соседнего государства; социокультурный фон (язык, общее культурное наследие и пр.), благодаря которому представители сопредельной страны в какой-то мере воспринимаются как "свои" и т.п.
        Все это, казалось бы, создает благоприятные условия для сохранения прежних экономических, политических, социальных и культурных связей, развития трансграничного сотрудничества. Но в условиях постсоветского пространства ограниченная материальная и ресурсная база такого сотрудничества существенно понижает его эффективность, а несогласованность или недостаточная действенность политики обеспечения безопасности (в т.ч. внешних границ) стран бывшего СССР, усиливает потребность в тщательной фильтрации трансграничных потоков, подталкивая соответствующие государства к разработке пограничной политики с выраженным акцентом на административно-силовую барьеризацию границ.
        Однако в нынешних условиях эффективная пограничная политика должна быть сконцентрирована не только на формальных границах между сопредельными государствами, но и на других рубежах, разделяющих те экономические, политические, этнокультурные, религиозные и другие системы и общности, которые ассоциируются с соседними государствами. Ведь даже сильная административная барьерность может не оказаться эффективной преградой против нелегальной трансграничной активности в зоне с традиционно высоким уровнем экономической или социокультурной контактности. И наоборот, объективная проницаемость административной границы не всегда означает высокий уровень транспарентности пограничья, если какие-то значимые рубежи, порою четко не поддающиеся материальному измерению (например, барьеры экономические, культурные или даже психологические) затрудняют трансграничное сообщение.
        При рассмотрении роли новых приграничных зон в международных отношениях на постсоветском пространстве большую помощь исследователю способно оказать применение функционального анализа, который позволяет дать разностороннюю характеристику роли пограничных процессов во взаимоотношениях между сопредельными государствами. В контексте поставленной проблемы наиболее важное значение имеют конституирующая и регулятивная функции границы.
        В первом случае имеется в виду сохранение суверенитета государства в определенных территориальных рамках, фактически, его полноценность. Далеко не все бывшие республики СССР смогли в этом плане утвердиться: в Азербайджане (Нагорный Карабах), Грузии (Абхазия и Южная Осетия, частично Аджария), Молдавии (Приднестровье), Таджикистане (районы, контролируемые оппозицией) на обширной территории этот суверенитет фактически не действует. Наличие таких неконтролируемых территорий подрывает внутреннюю и внешнюю легитимность государства, порою придавая внутренним административным границам роль квазигосударственных и создавая вместе с тем "окна" для нелегальной трансграничной активности, из-за которой, как это можно наглядно проиллюстрировать на примере Чечни, ставится под угрозу не только региональная, но и национальная безопасность. Неопределенность статуса таких территорий порою наносит не менее заметный ущерб безопасности соответствующего государства, нежели, даже, неблагоприятное для него решение территориальной проблемы. Менее масштабные, но также довольно ощутимые проблемы в сфере обеспечения безопасности проблемы неопределенность статуса территории создает в связи с незавершенностью процесса делимитации новых границ, что мешает созданию эффективного пограничного режима в четко определенных территориальных рамках. Неудивительно, что во второй половине 90-х гг. и особенно в последнее время имеется выраженная тенденция к ускорению осуществления данного процесса, что связывается, в первую очередь, с обострением таких проблем пограничной безопасности, как нелегальная миграция, наркоторговля, терроризм и экстремизм и т.п.
        В этом контексте особое значение имеет регулятивная функция, подразумевающая фильтрацию трансграничных потоков: пресечение нелегальных и стимулирование поощряемых сопредельными государствами и их приграничными регионами. Такая неоднозначность роли регулятивной функции находит свое отражение в наиболее значимых ее характеристиках - барьерности и контактности. Первая заключается в наличии препятствий для трансграничных потоков: можно выделить барьерность ландшафтную (наличие естественных препятствий), коммуникационную (слабая развитость трансграничных коммуникационных путей), административно-правовую (действие институтов или норм, усложняющее трансграничное сообщение), социокультурную (различия, создающие для большинства представителей одного государства неблагоприятную или чуждую социокультурную среду) и экономическую (связанную с затрудняющими трансграничное сообщение различиями в экономическом режиме соседних государств или другими факторами, создающими неблагоприятные условия для трансграничного взаимодействия в сфере экономики). Другое свойство - контактность, подразумевает режим сообщения с сопредельными территориями, благоприятный для развития взаимовыгодных экономических, культурных и других связей.
        При всех многочисленных политических, экономических, этнокультурных и других различиях ситуации в зонах новых постсоветских границ, рассмотрение данной ситуации в единых системных рамках имеет достаточно веское обоснование. Такое обоснование обусловлено общностью происхождения пограничных проблем, что, в свою очередь, объясняется как особенностями советского периода (во многом сходными принципами формирования границ, созданием по единому стандарту административных структур, ныне занятых вопросами обеспечения режима приграничных зон и т.п.), так и закономерностями периода постсоветского, включая общие черты трансформации социально-экономических и социально-политических систем новых государств, современные вызовы и возможности глобальной и региональных систем международных отношений.
        Попытки поиска общих подходов к решению пограничных проблем и выработки согласованной пограничной политики ведутся и на официальном уровне в рамках Содружества Независимых Государств. Одним из действующих на регулярной основе органов отраслевого сотрудничества является Совет командующих пограничными войсками. На уровне же Совета глав государств было заключено несколько рамочных соглашений по вопросам пограничной политики. В их числе - Решение о концепции охраны границ государств - участников СНГ с государствами, не входящими в Содружество от 26 мая 1995 г. (не подписано Азербайджаном, Молдавией, Туркменией и Украиной); Соглашение об обмене информацией по вопросам об охране внешних границ государств - участников Содружества от 12 апреля 1996 г.; Соглашение о сотрудничестве Пограничных войск СНГ в вопросах научно-исследовательской деятельности от 12 апреля 1996 г. (не подписано Азербайджаном, Молдавией, Туркменией и Узбекистаном; подписано с оговорками Арменией и Грузией). Главное значение из вышеупомянутых документов имеет Концепция охраны границ государств - участников СНГ с государствами, не входящими в Содружество. В ней определены основные цели пограничной политики (обеспечение стабильности, безопасности и нерушимости границ, создание необходимых условий для формирования единого экономического и таможенного пространства государств Содружества; обеспечение эффективной борьбы с международным и внутренним наркобизнесом, содействие мирному разрешению пограничных инцидентов и территориальных разногласий на границах), комплекс предпринимаемых для достижения этих целей мер, (создание соответствующей договорно-правовой базы, совершенствование пограничной инфраструктуры и развитие погранвойск, формирование основ единой системы информационного обеспечения охраны границ и т.п.), этапы реализации пограничной политики²⁸⁷. Хотя эти цели на поверку зачастую оказываются декларативными, повышение внимания к проблемам пограничной безопасности и приграничного сотрудничества в последние годы налицо, и стимулы к развитию такого рода сотрудничества на двух- и многосторонней основе достаточно серьезны.
        При анализе конкретных характеристик, рассмотрение которых позволило бы сопоставить обозначенные в названии работы тенденции, следует обратить внимание на несколько ключевых параметров, относящихся к ландшафтным условиям, социальной, политической, экономической, этнокультурной ситуации и.т.п. Данные по одному из этих параметров, - протяженности новых границ, были приведены выше. Довольно важной характеристикой представляется и соотношение протяженности таких границ с общей протяженностью границ соответствующего государства. Это соотношение, при всех оговорках и необходимости учета ряда других факторов (некоторые из них будут более детально рассмотрены ниже) во многом определяет место данного участка границы в пограничной политики страны, расходы на обеспечение пограничного режима и, в известной мере, потенциал для развития приграничного сотрудничества между сопредельными государствами и их административными регионами.

        Приведенные данные показывают, что при всех изменениях политической конъюнктуры постсоветские страны на очень продолжительный период практически обречены рассматривать друг друга в качестве приоритетных внешнеполитических партнеров. В нынешних условиях без развития трансграничного сотрудничества и расширения взаимодействия с сопредельной стороной в сфере безопасности решение многих экономических, социальных и политических проблем оказывается довольно затруднительным. Это особенно наглядно прослеживается на примере российско-казахстанской границы: сама по себе ее огромная протяженность делает поддержание стабильности и использование потенциала для развития трансграничного сотрудничества долгосрочной стратегической задачей для обеих сторон, при том, что закрытие этой границы имело бы для них весьма негативные (для Казахстана - катастрофические) последствия.
        Однако четкой корреляции между долей новых границ в общей протяженности рубежей страны и стремлением последней развивать приграничное сотрудничество с постсоветскими соседями пока не прослеживается. Так, новые пограничные участки России и Белоруссии составляют, соответственно лишь 56 и 60% от общей протяженности их рубежей, но именно трансграничные связи между этими странами являются одним из наиболее позитивных примеров такого рода взаимодействия в рамках всего постсоветского пространства. Узбекистан же, имеющий почти 98% границ с партнерами по СНГ и Центральноазиатскому экономическому сообществу, имеет достаточно серьезные пограничные коллизии почти со всеми соседями, и создание стабильной и эффективной системы трансграничного сотрудничества в данных условиях затруднено. В этом и других случаях ландшафтные условия, система трансграничных коммуникаций, экономическая и политическая конъюнктура существенно корректируют картину, вырисовывающуюся после сопоставления протяженности участков новых границ. Сказывается и нестабильность, сохраняющаяся как в системе международных отношений на постсоветском пространстве, так и внутренней ситуации в новых постсоветских государствах. И то, и другое пока серьезно мешает им сформировать систему долгосрочных внешнеполитических интересов и приступить к их практической реализации.
        Оборотной стороной "фактора протяженности" является цена жесткой пограничной политики, подразумевающей полноценное обустройство нового участка границы по соображениям безопасности или политической целесообразности. С учетом неопределившейся конъюнктуры, подавляющее большинство постсоветских границ уже в кратко- или в среднесрочной перспективе гипотетически может превратиться в "запирающие", отгораживающие государство от внешних угроз или выполняющие функцию внешнего рубежа международной организации.
        Наиболее вероятным сценарием барьеризации некоторых рубежей СНГ является интеграция европейской части постсоветского пространства в Европейский союз и создание "санитарного кордона", за пределами которого останутся Россия, страны Закавказья и Центральной Азии. Расширение ЕС на восток сопровождается укреплением внешних границ Союза, потому страны, претендующие на особые отношения с этой организацией, принимают меры по ужесточению режима пересечения своих восточных рубежей. В число таких стран входит, например, Украина, предпринимающая меры по укреплению своих границ с Белоруссией, Молдавией и Россией.
        Теоретически возможным вариантом в среднесрочной перспективе представляется и жесткое разграничение пространства Центральной Азии между входящими в ЕврАзЭС государствами (либо поддержанным Россией Казахстаном) и другими странами. В случае обострения противоречий между отдельными государствами (прежде всего в Закавказье или Центральной Азии) барьерными могут стать и локальные участки, как это уже фактически произошло с армяно-азербайджанской границей и, по крайней мере формально, - с границей российско-грузинской, легальное пересечение которой теперь требует получения визы.
         Вместе с тем, полноценное обустройство новых границ требует огромных расходов. По оценке Федеральной пограничной службы РФ оборудование 1 км. границы на равнинной местности обойдется от 1 до 3 млн. руб., в горной - от 15 до 20 млн. руб., не считая создание пунктов пропуска, каждый из который оценивается от 3 до 15 млн. руб.²⁸⁹. Такие расходы легли бы непосильным бременем на экономику подавляющего большинства новых государств: исходя из упомянутых стоимостных ориентиров, закрытие российско-украинской границы обошлось бы, например, одной стороне примерно в 100 млн. долл., границы российско-казахстанской - около миллиарда²⁹⁰.
        Однако при условии помощи извне такие расходы уже не представляются чем-то нереальным. Потенциальная мотивация подобной помощи достаточно сильна: в случае ухудшения социальной и политической ситуации на постсоветском пространстве ЕС вполне может счесть расходы на сумму в несколько миллиардов долларов меньшим злом, нежели потоки наркотиков или неконтролируемая миграция. Аналогичная мотивация способна скорректировать и пограничную политику РФ, учитывая, что укрепление южных рубежей Казахстана протяженностью менее 3700 километров обошлось бы России едва ли не в два раза дешевле и, кроме того, принесло бы гораздо большие внешнеполитические дивиденды, нежели возведение барьеров на российско-казахстанской границе.
        Протяженность границы является далеко не единственным, а часто и не главным фактором, определяющим ситуацию в постсоветском пограничье, уязвимость последнего с точки зрения безопасности и потенциал с точки зрения развития трансграничного сотрудничества. Особое значение имеют ландшафтная и коммуникационная характеристики приграничной зоны: наряду с протяженностью эти параметры оказывают наиболее долговременное воздействие на характер трансграничных отношений.
        С этой точки зрения, потенциал границ между постсоветскими странами что в большинстве случаев не является благоприятным фоном для развития трансграничного сотрудничества. Довольно сильной барьерностью в сочетании со слабой инфраструктурой коммуникаций обладают границы между странами Закавказья и почти все границы между государствами Центральной Азии; в какой то мере исключением может считаться лишь граница таджикско-узбекская. В этом отношении гораздо более благоприятна ситуация в зоне границ между европейскими странами бывшего СССР, а также Россией и Казахстаном, тем более что большая часть этих районов выделяется и по концентрации экономического потенциала в приграничье. Позитивную роль играет также сильная взаимозависимость сопредельных сторон от общей коммуникационной системы, создававшейся в советский период и, как правило, ориентированной на какое-либо одно приоритетное направление. Лишь страны, расположенные в европейской части постсоветского пространства, в данном случае могут похвастаться определенной независимостью от своих соседей.
        Сильная ландшафтная и коммуникационная барьерность для трансграничного сотрудничества далеко не означает, однако, столь же сильную барьерность с точки зрения безопасности. Хотя ландшафтные и коммуникационные барьеры значительно снижают интенсивность нелегальных трансграничных потоков (которые, как правило, привязаны к зонам наиболее важных трансграничных коммуникационных путей), контроль над такими участками является затруднительным, что облегчает потенциальным нарушителям возможность их пересечения.
        Наряду с устойчивыми характеристиками приграничья большое значение в условиях постсоветского пространства имеет конкретная экономическая, социальная и политическая конъюнктура. Состояние нестабильности в отношениях между большинством сопредельных государств на пространстве бывшего СССР вносит серьезные коррективы в формирование соответствующей пограничной политики, которая, зачастую, основывается более на краткосрочных, нежели на долгосрочных предпосылках. При этом социально-экономический и политический фон для развития трансграничного сотрудничества в большинстве случаев является далеко не самым благоприятным: тяжелая экономическая ситуация сочетается с серьезными политическими противоречиями между государствами, системы интересов которых на международной арене еще не стали устоявшимися. Ситуация усугубляется незавершенностью процесса делимитации большинства новых границ, что создает почву для конфликтов экономического и этнополитического характера.
        По большому счету, политический и экономический фон однозначно благоприятен по отношению лишь одной из 17 границ между странами СНГ, а именно границы между Россией и Белоруссией. На другом полюсе находится армяно-азербайджанская граница, которая по-прежнему является линией противостояния.
        Более позитивный, чем в других случаях, фон присутствует в зонах границ между европейскими странами бывшего СССР, Россией и Казахстаном, Казахстаном и Киргизией. Наряду с более стабильной внутри- и внешнеполитической ситуацией, свою роль во многих из вышеупомянутых случаев играет относительно высокий экономический потенциал сопредельных государств, особый характер двусторонних отношений, сопоставимый уровень развития приграничных территорий и высокая степень совместимости их экономических систем, создававшихся в советский период как единый народнохозяйственный комплекс. Это создает относительно благоприятные предпосылки для использования имеющихся для развития трансграничного сотрудничества ресурсов.
        Однако и в этих случаях экономическая слабость сопредельных сторон мешает поставить такое сотрудничество на регулярную основу. Неудивительно, что развитие системы трансграничных коммуникаций, создание совместных систем для обеспечения экономической информацией, упрощения финансовых взаиморасчетов и т.п. зачастую остаются в области благих пожеланий ввиду банального недостатка финансовых средств и не всегда очевидной краткосрочной окупаемости подобных проектов.
        Анализ обстановки в новых пограничных зонах был бы неполноценным без учета специфики этнической ситуации. Значительная часть таких проблем обусловлена тем, что проведенные в советский период межреспубликанские границы далеко не всегда адекватно отражали картину этнического расселения, тем более, что эти рубежи предназначались для удобства управления, а не утверждения суверенитета союзных республик в территориальных рамках преобладания титульных этносов. Практически единодушное признание постсоветскими государствами легитимности бывших административных границ не устранило проблемы, связанные с локальными территориальными претензиями в ходе процесса делимитации и несовпадением государственных рубежей с этнокультурными. Неудивительно, что серьезные территориальные проблемы (на официальном или неофициальном уровне) либо межэтнические конфликты имеются в большей части новых приграничных зон; лишь в четырех из семнадцати таких зон, разделяющих страны СНГ (имеются в виду границы российско-белорусская, украинско-белорусская, казахстанско-туркменская и казахстанско-киргизская), выраженных противоречий такого рода пока не наблюдается. В трех случаях из четырех позитивно сказывается этнокультурная близость титульных для сопредельных стран этносов и в целом благоприятная конъюнктура межгосударственных отношений. Зона же казахстанско-туркменской границы слабо заселена и находится в неблагоприятной для проживания природной среде (пустыня), поэтому серьезные источники для конфликтов здесь, по-видимому, отсутствуют.
        По-прежнему, на повестке дня остро стоит проблема ирредентизма, в той или иной мере актуальная примерно для 70-80% новых пограничных зон. Эта проблема стояла на повестке дня почти во всех вооруженных конфликтах на территории постсоветского пространства, в первую очередь - конфликтах карабахском и южно-осетинском. В ряде случаев проблема имеет обоюдоострый характер: в частности, в зонах узбеко-таджикской и российско-казахстанской границ проявлений ирредентизма могут довольно серьезно опасаться обе сопредельные стороны.
        В постсоветский период серьезной этносоциальной проблемой для приграничных территорий стала трансграничная миграция. Различия в уровне жизни и других социальных условиях между сопредельными странами стимулируют переселение на постоянное место жительства, временную миграцию трудового или торгового характера. Конкуренция приезжих с местным населением за заполнение значимых социальных ниш усиливает этносоциальную напряженность даже в тех случаях, когда речь идет о представителях близких этнических групп или (как в некоторых случаях с "казахстанскими русскими") адаптировавшихся в иноэтничной среде представителей своего же этноса. Так, сравнительно высокая поддержка "национал-патриотических" сил в российском приграничье (в т.ч. и с Украиной) некоторыми исследователями объясняется, в числе прочего, негативным восприятием местным населением мигрантов с сопредельной стороны²⁹¹. Миграцию называют в числе главных проблем и жители российских регионов, граничащих с Казахстаном; здесь идея ужесточения пограничного режима получает все большую поддержку как в общественном мнении²⁹², так и у властных структур регионального уровня.
        Этнокультурный фактор нередко усиливает и другие социальные противоречия между мигрантами и принимающим обществом. В ряде случаев определенную роль играют возрастной и даже гендерный "срезы", когда социальную напряженность усиливают противоречия между более молодыми и мобильными приезжими и традиционалистски настроенным местным населением со значительной долей старшего поколения, либо дисбаланс в половой структуре трудовой миграции с заметным преобладанием мужчин.
        В некоторых приграничных зонах конфликтный потенциал создает локализация титульных для сопредельного государства этнических меньшинств в сельских районах приграничья. Такая ситуация имеет место в зонах большинства границ между центральноазиатскими странами, а также между Россией и Казахстаном, Арменией и Грузией, Украиной и Молдавией и в ряде других случаев. Это усиливает этнокультурную обособленность таких меньшинств, занимающих полумаргинальное положение по отношению к окружающей социальной среде. Их представители имеют довольно ограниченные возможности для серьезной карьеры за пределами локального уровня (при сохранении своей этнической идентичности), что может создавать субъективное ощущение неполноценности и даже дискриминации по этническому признаку. Социальное будущее в этом случае связывается не только с приграничным районом, но и с сопредельным государством.
        Немаловажно, что сама по себе граница все более воспринимается как серьезный психологический барьер, который в массовом сознании нередко приобретает этнокультурный и даже цивилизационный характер. Нередко тот же подход практически используется или полуофициально подразумевается и при формировании проводимой в жизнь пограничной политики. Так, в зоне российско-казахстанской границы, являющейся уникальным примером прозрачной границы между странами, относимыми к различным цивилизациям, прослеживается тенденция к конфессиональной барьеризации, выражающейся, в числе прочего, в повышенном внимании ряда официальных структур к поддержанию баланса между православными и исламскими религиозными институтами²⁹³. Цивилизационный фактор довольно заметно усиливает барьерность и в зоне границ РФ с прибалтийскими государствами.
         При этом именно полиэтничный характер населения постсоветского приграничья, сложившееся в советский период общее культурное пространство и тесные этнокультурные контакты с сопредельной стороной, как правило, играют позитивную роль в плане сохранения высокого уровня контактности постсоветского пограничья. Следует учитывать, что в большинстве случаев этнокультурные различия между территориями по обе стороны границы не являются резкими: типичная постсоветская граница разделяет этнические общности, близкие в этническом и (или цивилизационном) плане. Разрыв сложившихся связей, закрытие границ во многих случаях заметно осложнили бы социальную ситуацию в соседних странах, и наоборот благоприятный фон межэтнических отношений мог бы стать фактором, серьезно стимулирующим развитие приграничного сотрудничества.
        В то же время, конфликтный потенциал постсоветского пограничья, нестабильность политической и экономической ситуации на постсоветском пространстве, угрожающий рост объема и интенсивности нелегальных трансграничных операций, - все это зачастую приводит к тому, что при формировании пограничной политики на первый план выходят соображения пограничной безопасности страны. С одной стороны, в пользу "мягкого" варианта пограничной политики с акцентом на развитие трансграничного сотрудничества (в т.ч. и создания совместной системы обеспечения пограничной безопасности) говорят экономические соображения, желание сохранить политическое влияние на сопредельную страну, а нередко и сложная этносоциальная ситуация в приграничной зоне. Однако достаточно веские аргументы, относящиеся именно к сфере безопасности, могут предъявить и сторонники "жесткой линии" с акцентом на административно-силовую барьеризацию границы, не останавливаясь перед принятием односторонних мер. Прежде всего, речь идет о сокращении потоков нелегальной миграции, борьбе с трансграничной активностью незаконных вооруженных формирований и особенно с драматически разрастающейся наркоторговлей.
        Сопоставление товарооборота между странами СНГ, который поддерживается на уровне 25-30 млрд. долл. и оценочной стоимостью собранного в Афганистане (и традиционно переправляемого, в основном, по "северному направлению") в 1999 г. героина (130-140 млрд. долл.²⁹⁴) может дискредитировать идею о либеральном режиме границ между странами СНГ и обосновать самые жесткие меры по укреплению этих границ. По некоторым прогнозам при существующей тенденции уже через 10 лет каждый пятый гражданин России не сможет обходиться без наркотиков²⁹⁵. Только в 2000 г. несущие службу в Таджикистане российские пограничники задержали 3130 кг. переправленных из Афганистана наркотических веществ, из которых героин составлял 801 кг. В 2001 гг. удалось перехватить уже около 5,5 т. наркотических средств, причем доля героина в этом случае достигла половины. За три недели января 2002 г. пограничники изъяли почти 100 кг. наркотиков, в том числе 84 кг. героина²⁹⁶. По сути дела, именно проблема наркотрафика является главным аргументом в пользу ужесточения режима охраны российско-казахстанской границы, за которое в последнее время все более активно выступают ФПС и другие силовые структуры. В поддержку создания полноценной границы с Казахстаном неоднократно высказывался и президент РФ В.Путин, назвавший в конце 2001 г. прикрытие границы "важнейшим направлением деятельности"²⁹⁷.
        И все же, как показывает международный опыт, пограничные и таможенные службы в состоянии выявить лишь 5-10% от общего объема контрабанды. Этот показатель демонстрирует, что ставка на односторонние действия по укреплению рубежей может не оправдать гигантские расходы на обустройство новых границ СНГ, в частности, огромной по протяженности российско-казахстанской границы. Международный опыт (в особенности, пограничной политики США на мексиканском направлении) показывает, что эффективные результаты могут быть достигнуты, прежде всего, за счет целенаправленной внутренней социальной политики и тесного сотрудничества с сопредельной стороной. Признавая важность развития такого сотрудничества, председатель Комитета Госдумы по обороне, бывший директор погранслужбы А. Николаев, предложил организовать режим новых границ РФ по принципу "застежки-молнии" с тем, чтобы иметь возможность регулировать данный режим в зависимости от конъюнктуры взаимоотношений между сопредельными государствами²⁹⁸.
        Рассматривая проблемы нового пограничья в рамках всего постсоветского пространства, следует, в то же время, учитывать, что в исследованиях границ особая роль отводится частным примерам, специфика которых, чаще чем во многих других дисциплинах, ставит под сомнение теоретические конструкции. Поэтому попытки концептуального осмысления пограничных проблем постсоветского пространства должны предполагать особое внимание к специфике ситуации в зонах конкретных межгосударственных границ.
        В качестве промежуточного звена между этими зонами и теоретической моделью, претендующей на объяснение проблем постсоветского пограничья, целесообразно выделить следующие региональные пограничные подсистемы:

Прибалтийскую (границы между Россией, Белоруссией, Латвией, Литвой и Эстонией).
Приднестровскую (украинско-молдавская граница).
Восточнославянскую, (границы между Россией, Украиной и Белоруссией).
Кавказскую (все границы между Россией и государствами Закавказья).
Каспийскую (проходящие по поверхности Каспийского моря рубежи между новыми прикаспийскими государствами).
Центральноазиатскую (границы между новыми государствами Центральной Азии, а также между Россией и Казахстаном).

        Для каждой из упомянутых подсистем характерна особая роль определенных проблем безопасности: вопрос территориального размежевания (особенно для зоны каспийской), этнические конфликты (Приднестровье, Кавказ, Центральная Азия), трансграничная преступность (Кавказ, Центральная Азия), затруднения в трансграничном сообщении, связанные с ужесточением пограничного режима (Балтика, часть восточнославянской зоны, Кавказ, Центральная Азия) и т.п. То же относится и к перспективам развития трансграничного сотрудничества: на западном направлении особую роль приобретает перспектива интеграции и расширения экономического взаимодействия со странами Европейского Союза, на восточных - решение проблем, связанных с регламентацией добычи и поиском путей транспортировки сырьевых ресурсов. В каждом единичном случае ландшафтные, политические, этнокультурные и другие условия требуют своего подхода к разработке стратегии пограничной политики.
        Учитывая наличие развитой системы железнодорожных, автомобильных, водных (морских) и трубопроводных трансграничных транспортных путей, прибалтийская зона характеризуется слабым уровнем ландшафтно-коммуникационной барьерности, тогда как коммуникационный потенциал данной является одним из самых высоких на пространстве бывшего СССР. Не случайно, что приграничные территориальные образования зоны участвуют в таких еврорегионах, как "Балтика" (Калининградская область РФ, Северная Литва, Западная Латвия) и "Сауле" (Калининградская область, Западная Литва). В обоих проектах фигурирует Калининградская область - территория, эксклавное положение которой требует тесной кооперации с сопредельными странами, в том числе с Литвой, через которую осуществляется сообщение с основной частью России.
        Перспектива интеграции в общеевропейское пространство играет, как и в других случаях, неоднозначную роль в качестве фактора контактности прибалтийских границ. Если рубежи между Литвой и Латвией, последней и Эстонией остаются практически прозрачными, а новые балтийские государства часто рассматриваются как потенциальная подсистема этого пространства, то уровень административной барьерности границ стран Балтии с Россией и Белоруссией во многом по причине перспективы включения первых в ЕС является одним из самых высоких на всем постсоветском пространстве. Хотя пограничный режим на соответствующих границах по-прежнему остается фрагментарным (что потенциально делает их довольно контактными в плане нелегальной трансграничной активности), существование визового режима в сочетании с сильной этнокультурной (язык и т.п.) и политической барьерностью²⁹⁹ серьезно сужают сферу трансграничных контактов, что создает в данном контексте объективно более благоприятные условия для крупных коммерческих операций.
        Тесные инфраструктурные связи, емкость российского рынка, энергоресурсная зависимость новых прибалтийских государств от РФ, транзитное значение территорий этих государств для России (опасность утраты которого возникает, в частности, в связи со стремлением последней создать автономную систему транспортировки нефти на североевропейские рынки) и большая (как в абсолютном, так и в относительном выражении) протяженность границ с восточными соседями в долгосрочной перспективе могут побудить страны Балтии к изменению приоритетов своей пограничной политики в сторону большей открытости. Как представляется, нынешняя политическая конъюнктура находится в существенном противоречии с тем потенциалом трансграничного взаимодействия, который заключают в себе зоны границ Латвии, Литвы и Эстонии с их восточными соседями и Калининградским эксклавом РФ.
        Большинство из упомянутых пограничных проблем присутствует и в приднестровской зоне. По своей иерархической значимости эти проблемы образуют, вместе с тем, иную комбинацию. Главной проблемой безопасности пограничной зоны является этнополитический конфликт между официальным Кишиневом и самопровозглашенной Приднестровской Молдавской республикой. Этнический состав последней (преобладание славянского населения) при соседстве Украины придает данному конфликту определенный ирредентистский оттенок. К тому же, приднестровский сепаратизм имеет достаточно прочную экономическую основу: ее промышленный потенциал вполне сопоставим с аналогичным потенциалом остальной части Молдавии. Этот потенциал ориентирован на Украину, поэтому интересы национальной безопасности Молдавии и развития взаимовыгодного сотрудничества ее приграничной территории с сопредельным государством во многом противоречат друг другу.
        Между тем, долговременный потенциал для такого сотрудничества, уступая аналогичному потенциалу прибалтийской зоны, тем не менее, относительно благоприятен. Для Молдавии украинский участок границы по большинству качественных параметров (протяженность, ландшафтные условия, насыщенность коммуникациями, связь экономической инфраструктуры) значительно превосходит румынский, который, к тому же, может превратиться в барьерный в связи со вступлением Румынии в шенгенскую систему. Этнокультурная совместимость сопредельных территорий в рассматриваемых случаях представляется, в конечном счете, сопоставимой: этническая и лингвистическая близость молдаван и румын уравновешивается тесными историческими связями молдавских и украинских территорий, традиционно высокой ролью украинского элемента в социальной жизни Молдавии. Для Украины же, помимо выгод от поддержания взаимовыгодных экономических связей, имеет серьезное значение молдавская транспортная инфраструктура, которая важна не только для облегчения сообщения с сопредельными государствами, но также между западными и южными украинскими территориями.
        Экономический потенциал трансграничного сотрудничества в приднестровской и даже прибалтийской зоне несопоставим, однако, с аналогичным потенциалом зоны восточнославянской. Большая протяженность границ (по этому показателю рассматриваемый участок уступает только центральноазиатскому), благоприятные ландшафтные условия, уникальное значение трансграничных коммуникаций (связующих Россию и южные республики СНГ с европейскими странами дальнего зарубежья) тесные связи между развитой экономической инфраструктурой сопредельных приграничных регионов делает данную зону наиболее перспективной с точки зрения возможностей развития трансграничного сотрудничества. Важнейшим позитивным фактором является этнокультурная близость титульных славянских народов, отсутствие заметных лингвистических и социокультурных барьеров между соответствующими общностями в приграничной зоне.
        Нынешняя конъюнктура в экономической и политической сферах остается, вместе с тем, не вполне устоявшейся. Такая конъюнктура, как и в других случаях, во многом зависит от влияния субъективного фактора, конкретных обстоятельств. Даже максимально благоприятный в рамках всего постсоветского пространства политический фон для трансграничного сотрудничества во взаимоотношениях между Россией и Белоруссией (включая официальный отказ сторон от пограничного контроля на границах друг с другом) пока представляется недостаточно стабильным и подкрепленным в экономическом плане, что не исключает неблагоприятного изменения ситуации в случае смены политической конъюнктуры в одной из стран. Украина, прозападный вектор политики которой играет гораздо более значимую, чем в белорусском случае, роль, взяла курс на ужесточение пограничного режима с соседями в расчете на интеграцию в общеевропейское пространство. При сохранении тесных экономических связей с сопредельными российскими регионами существующие противоречия мешают созданию общего экономического пространства хотя бы на уровне приграничных территорий.
        Ситуацию осложняют возникшие в постсоветский период проблемы безопасности, значительная часть которых связана с транзитным положением Украины и Белоруссии. Нелегальные трансграничные потоки (в первую очередь, наркотрафик, нелегальная миграция, другая контрабанда из Центральной Азии, Закавказья и России) используются Украиной в качестве аргумента в пользу ужесточения пограничного режима. С другой стороны, недостаточный контроль за движением товаров через общую таможенную границу Союза Белоруссии и России неоднократно становился для последней поводом для установления своего рода "квазипограничного контроля", включая досмотр транспортных средств силами МВД. Кроме нелегальных трансграничных потоков в качестве проблемы безопасности в восточнославянской пограничной зоне может рассматриваться также латентный ирредентистский потенциал украино-российской границы, включая ситуацию в Крыму и традиционно пророссийскую ориентацию восточной части Украины.
        При всех существующих проблемах восточнославянская зона объективно имеет наиболее благоприятный в рамках постсоветского пространства потенциал для развития трансграничного сотрудничества. По мере стабилизации политической и экономической ситуации в данном районе, выхода на первый план долгосрочных интересов, существующие инфраструктурные и экономические связи, а также высокая этнокультурная контактность способны сыграть серьезную стимулирующую роль в деле выработки устойчивых механизмов для такого сотрудничества.
        Во многом противоположные характеристики имеет кавказская зона. Сложные ландшафтные условия, сильная этнокультурная барьерность между населяющими сопредельные районы этническими общностями, высокий конфликтогенный и ирредентистский потенциал практически всех новых кавказских границ и наличие в кавказском приграничье по крайней мере трех неконтролируемых центральными властями квазигосударственных образований³⁰⁰, экономическая слабость соседних территорий - все это мешает формированию устойчивых интересов и выработке стабильных механизмов для трансграничного сотрудничества. Зависимость трансграничного сообщения от нескольких важных коммуникаций чревато манипулированием данным режимом для оказания давления на сопредельную сторону, а также перекрытием таких магистралей ввиду чрезвычайных обстоятельств, подобных стихийным бедствиям.
        Барьерность границ усиливают проблемы безопасности, побуждающие заинтересованные стороны принимать меры по ужесточению пограничного режима. Так, в линию противостояния между войсками конфликтующих государств превратилась армяно-азербайджанская граница; ввиду неблагоприятной политической конъюнктуры и угрозы проникновения незаконных вооруженных формирований на территорию Чечни Россия стала инициатором введения визового режима пересечения границы с Грузией. Кавказское направление является одним из главных каналов ввоза в РФ оружия, наркотиков и другой контрабанды, что подталкивает Москву к дальнейшей барьеризации своих кавказских границ.
        Наиболее реальный шанс для развития трансграничного сотрудничества в кавказской зоне дают проекты развития и использования транспортной инфраструктуры в широкомасштабных трансрегиональных проектах. Речь идет о трубопроводах для транспортировки каспийской нефти на рынки "дальнего зарубежья" (по маршрутам Баку-Новороссийск, Баку - Супса, Баку-Джейхан), транспортных коридорах "Север-Юг" и TRASECA, призванных облегчить грузоперевозки из стран ЕС на Ближний Восток, в Южную Азию и страны АТР. Однако даже успешная реализация проектов (затрудненная политической нестабильностью и, в некоторых случаях, сомнительной экономической рентабельностью) означает лишь направляемое сверху сотрудничество в нескольких определенных сферах (как это происходит, в частности, в случае с кавказскими участниками ГУУАМ), тогда как выработка стабильного механизма кооперации на локальном уровне по вышеуказанным причинам пока серьезно затруднена.
        По сравнению с другими новыми пограничными зонами на постсоветском пространстве зона каспийская обладает уникальной спецификой, включая рубежи большой протяженности, проходящие по водоему, статус которого до настоящего времени остается неопределенным. Ввиду несогласованности принципов раздела Каспийского моря длина государственных границ пока неясна, а периодически возникающие споры относительно принадлежности того или иного участка уже не раз приводили к серьезным межгосударственным инцидентам.
        Стоящие перед регионом экономические и геополитические проблемы тесно связаны с вопросом территориального размежевания и определения статуса водоема в целом. Поэтому разграничение относительно небольшого по площади и к тому же почти "внутреннего" участка постсоветского пространства сопряжено с учетом интересов не только прикаспийских государств (Азербайджана, Ирана, Казахстана, России, Туркмении), но и ряда других "центров силы" регионального и глобального масштаба (США, Великобритании, Франции, Турции и т.д.), стремящихся к активному участию в решении проблем эксплуатации сырьевых ресурсов Каспийского шельфа и их транспортировки.
         Неопределенность статуса самого большого в мире озера и острая экономико-геополитическая конкуренция в регионе негативно отражается на решении других проблем безопасности. Первый блок таких проблем связан с ухудшением экологической ситуации, в том числе загрязнением поверхности водоема ввиду интенсификации добычи нефти и угрозы уникальным биоресурсам, в первую очередь, стаду осетровых. В тени большой геополитики остается и активность трансграничной преступности, включая браконьерство, контрабанду³⁰¹ и переправку нелегальных мигрантов. Между тем, есть определенные основания утверждать о существовании международных транскаспийских преступных группировок, хорошо использующих как значение морских транспортных путей, так и слабую координацию деятельности прикаспийских государств в соответствующей сфере.
        Между тем, региональное трансграничное сотрудничество в Каспийском регионе имеет огромный потенциал. Речь идет о уже упомянутых проектах евроазиатских транспортных коридорах TRASECA и "Север-Юг", в рамках которых планируется задействовать и проходящие по Каспию водные маршруты. Реализация данных проектов сулит прикаспийским государствам многомиллионные (или даже миллиардные) прибыли от транзита товаров, развитие портовой и железнодорожной инфраструктуры, оживление региональной экономики в целом. Интересы в области транскаспийского транспортного сообщения могут послужить основой и для развития трансграничной кооперации в рамках Организации каспийского сотрудничества (CasCO), деятельность которой пока не встала на стабильную и регулярную основу. Успех амбициозных транспортных проектов мог бы привести к весьма серьезному изменению геополитической ситуации не только в самой каспийской зоне, но и прилегающих регионах: в Центральной Азии, на Кавказе, Ближнем и Среднем Востоке.
        Примыкающая к Каспию центральноазиатская зона включает в себя наиболее протяженные на всем постсоветском пространстве рубежи, длина которых составляет около 15 тыс. км. или более 60% от общей длины всех постсоветских границ, из которых почти половина приходится на границу между Россией и Казахстаном. По своим ландшафтным условиям эта зона наиболее разнородна: пограничные участки проходят по пустынной, степной и лесной, равнинной и горной местности.
         Большая протяженность границ в сочетании со слабой развитостью приграничной инфраструктуры (коммуникационных путей, населенных пунктов, системы жизнеобеспечения и т.п.) делают полноценную охрану рубежей довольно затруднительной, облегчая нелегальные трансграничные операции, в том числе наркоторговлю и незаконную миграцию, масштабы которых, как уже рассматривалось выше, выходят далеко за пределы региона.
         Не меньшую опасность имеют этносоциальные и этнополитические проблемы, во многом связанные с несовпадением государственных границ с этническими. Осуществленное в советский период размежевание оставило наследие в виде этнотерриториальных проблем, полуофициальных и неофициальных территориальных претензий, высокого ирредентистского потенциала большинства приграничных зон за возможным исключением казахстанско-киргизского и казахстанско-туркменского пограничья. Актуализация такого потенциала в соединении с трансграничной активностью исламских экстремистов (которая пошла на убыль, по-видимому, лишь временно) способна взорвать стабильность во всем регионе. Речь идет, в первую очередь, о Ферганской долине, причудливые границы которой (обозначающие, в том числе, единственную в СНГ группу реально существующих анклавов) разделяют три из пяти центральноазиатских государств.
        Развитие трансграничного сотрудничества в центральноазиатской зоне осложняется как объективными, так и субъективными причинами. С одной стороны, пришедшие в своем большинстве в упадок крупные экономические объекты стран региона были ориентированы на межрегиональную кооперацию в рамках СССР, кооперация же внутрирегиональная по этой причине и ввиду отсутствия у партнеров серьезных инвестиционных средств далеко не является полноценной заменой. Вместе с тем, административно-политические системы центральноазиатских государств являются наиболее авторитарными и централизованными на всем постсоветском пространстве, что существенно снижает роль фактора местного самоуправления в приграничном сотрудничестве. Наконец, негативную роль играет и растущая административная барьерность границ, повышение которой вызвано не только соображениями безопасности, но, в ряде случаев, и желанием оказать политическое или экономическое давление на сопредельную сторону.
        Как представляется, наиболее серьезным стимулом для трансграничного сотрудничества в центральноазиатской зоне, также как и в двух предыдущих случаях, может быть стимулировано развитием межрегиональных транспортных коммуникаций. Первые шаги в этом направлении уже сделаны: в частности, введены в строй железнодорожные линии, соединяющие Туркмению и Иран, Казахстан и Китай. На повестке дня реализация грандиозного проекта TRASECA, призванного соединить по кратчайшему пути Восточную Азию и Европу. Осуществление данного проекта, возможно, является единственным реальным шансом для вывода из кризиса экономики центральноазиатских стран, рост душевого объема ВВП в которых труднодостижим ввиду колоссального демографического прироста. Однако выполнение проекта, эффективность которого далеко не является аксиоматичной (ввиду очень большой дальности расстояния перевозок) сулит не только новые возможности, но и риски, последствия которых могут быть весьма труднопредсказуемыми: переориентация по новому маршруту части наркоторговли, получение центральноазиатскими режимами и нелегальными структурами (включая исламскую оппозицию) мощных рычагов давления на другие заинтересованные стороны, серьезное усиление влияния Китая и т.п. Создание же стабильных систем трансграничного сотрудничества в любом случае потребует изменения политического климата, включая определенную децентрализацию местного самоуправления, урегулирование политических и этнических трансграничных конфликтов и т.п.
        В целом, новое пограничье пока играет, по большей части, скорее разъединяющую, барьерную, нежели объединяющую, контактную роль. Это обусловлено слабостью инфраструктуры коммуникационных путей, экономического потенциала сопредельных сторон, сохраняющейся политической и социальной нестабильностью, внешнеполитической конъюнктурой (включая влияние третьих стран). В ряде случаев потенциальные возможности и стимулы для развития трансграничного сотрудничества достаточно велики, хотя такие перспективы в конкретных случаях серьезно различаются. Ландшафтные, коммуникационные, экономические и политические факторы гораздо более благоприятствуют трансграничному сотрудничеству на "европейском направлении" (особенно в российско-белорусском приграничье) и, с некоторыми оговорками - в зоне российско-казахстанской границы. Высокий экономический и инфраструктурный потенциал в средне- или долгосрочной перспективе может способствовать преодолению не вполне благоприятного политического фона в зонах границ прибалтийских государств с Россией и Белоруссией. Предпосылками для развития трансграничного сотрудничества в этих и других случаях могли бы стать стабилизация региональных систем международных отношений и повышение значимости долгосрочных стратегических интересов по отношению к краткосрочным, конъюнктурным в политике соответствующих постсоветских государств.
        В большинстве же других конкретных случаев (имеются в виду, прежде всего, границы между новыми государствами Закавказья и Центральной Азии) у сопредельных стран гораздо больше оснований проводить пограничную политику на односторонней основе и меньше стимулов для создания совместной системы трансграничной безопасности, ибо существующие противоречия объективного и субъективного характера пока серьезно препятствуют выработке отлаженной и стабильно действующей системы трансграничных отношений. В то же время, при любом сценарии развитие приграничного сотрудничества объективно останется фактором, повышающим уровень безопасности и позитивного взаимодействия между соседними государствами.


	На эмблеме Форума изображен “аттрактор Лоренца” − фигура, воплощающая вариантность движения потоков частиц в неравновесных системах. Эмблема зарегистрирована как товарный знак © Научно-образовательный форум по международным отношениям, 2002 Москва, Газетный пер, д. 9, стр. 7, офис 16 Адрес для корреспонденции: 101000 Москва, Почтамт, а/я 81 Тел.: (095) 790-73-94, тел./факс: (095) 202-39-34 E-mail: info@obraforum.ru