| |
|
|
|
|
|
4.2. Приграничное сотрудничество Вот уже более десяти лет граждане России, как и большинства других бывших советских республик, переживают кризис идентичности, т.е. период, когда некоторые этнические, культурные и региональные группы населения не желают или не могут быть интегрированными в новое политическое сообщество. Жители обширных районов, прилегающих к новым границам, возникшим после дезинтеграции СССР, вынуждены, кроме того, одновременно адаптироваться и к новым условиям повседневной жизни. Согласно теории поведения людей в приграничной зоне672, связанной также с функциональной теорией границ Дж. Хауза673, близость границы сковывает свободу поведения граждан, изменяя мотивы и затрудняя условия перемещений. В результате меняется жизненная сфера человека в целом. В идеальном случае она имеет форму концентрических окружностей, отражающих падение интенсивности контактов человека по мере удаления от места его жительства и в зависимости от пола, возраста, образования, социальной принадлежности, транспортных, политико-правовых и иных факторов. Под воздействием барьерных функций границы эта форма сильно деформируется, причем влияние государственного рубежа особенно заметно зависит от уровня образования. Так, "интеллектуалы" (учителя, журналисты, чиновники…) теснее связаны со своим государством, чем менее образованные люди674. Близость границы трансформирует как внутренние, так и внешние факторы, определяющие жизненную сферу и поведение человека. К внешним факторам относятся социально-экономические условия (уровень развития, степень регулирования и цены на рынке товаров, услуг, труда и капиталов, обеспеченность транспортом и коммуникациями, особенности национальной системы образования, охват средств массовой информации и др.), государственно-правовые ограничения. К внутренним факторам можно отнести пространственные предпочтения, "ментальную карту", существующую в сознании человека, систему ценностей и возможностей, характеризующую как каждую личность, так и социальные группы в целом. Важнейшее место принадлежит этнической и политической (государственной) идентичности людей, т.е. отождествлению себя и своих интересов с интересами лиц своей национальности, граждан своего государства, жителями своего региона или местности. Идентичность обусловливает самочувствие человека в определенной социальной среде ("свой - чужой"), систему и интенсивность его контактов, заинтересованность в национальных (этнические, региональные) и социальных коммуникациях (государственные институты, образовательные учреждения, средства массовой информации, сфера досуга и т.д.). От идентичности зависят мобильность и миграционная активность людей. География границ, или лимология (наука о границах, которую, впрочем, можно понимать более широко), относится к числу наиболее быстро развивающихся областей политической географии675. Основу новых теоретических подходов к изучению функций границ, практики деятельности вблизи них, связанных с ними специфических институтов, их роли в государственном строительстве, в том числе символической, составляет "пересечение" теории территориальных идентичностей и миросистемной теории. Для раскрытия обозначенной проблемы ставится двоякая цель. Во-первых, мы стремились выявить специфику идентичности жителей новых приграничных районов, в которых были особенно тесно переплетены исторические судьбы русского и соседних народов и, следовательно, самосознание людей носит сложный и неоднозначный характер. Во-вторых, необходимо проанализировать связь постсоветской идентичности с государственным и национальным строительством и материальным положением в соседних странах и районах. Естественно, соотношение контактных и барьерных функций на огромном протяжении новых границ России, история и условия возникновения которых сильно разнятся, значительно варьирует. В качестве полигона исследования был выбран участок российско-украинской границы между Харьковской и Белгородской областями. Он представляет особый интерес, поскольку, во-первых, граница разделяет здесь единую в сравнительно недалеком прошлом историческую область русско-украинского заселения - Слобожанщину, а во-вторых, два ее главных центра - Харьков и Белгород - отстоят друг от друга всего на 70 км. При этом полуторамиллионный Харьков, второй по величине город Украины, расположен лишь в 30 км. от границы с Россией, и значительная часть территории соседних российских областей, в том числе и Белгород, до распада СССР входила по многим параметрам в зону его влияния676. В первом разделе приводятся основные положения развиваемых с конца 1990-х гг. подходов к анализу взаимовлияния границ и идентичностей, во втором - кратко рассматриваются особенности территориальных идентичностей на постсоветском пространстве. Третий и четвертый разделы посвящены результатам исследования характера идентичности и его связи с социальной связи с социальной ситуацией в приграничных районах Белгородской и Харьковской областей. Известные в лимологии (науке о границах) подходы фактически объясняли феномен государственных границ политическими факторами, трактуя их как зеркало военной, экономической и иной мощи соседних государств. При этом сами эти государства рассматривались как неизменные данности, как "естественные" регионы, составляющие целостный организм. Сущность и политика государств, равно как и иерархические отношения между ними на глобальном и макрорегиональном уровнях, почти совершенно не принимались во внимание. Практически никогда государственные и внутренние политические и административные границы, а также культурные рубежи не рассматривались как единая система, что соответствовало жесткому разделению исследований по внешней и внутренней политике. Таким образом, еще в 1980-х годах стало ясно, что географическое изучение границ нуждается в свежих теоретических подходах и обновлении. Большой импульс этой традиционной области политической географии придали работы финского географа Анси Пааси, посвященные границе между Россией (СССР) и Финляндией677. Пааси исходил из гипотезы о том, что значение границы для жизни людей нельзя понять без анализа ее роли в общественном сознании, в человеческой "территориальности", самоидентификации человека с территориями разного ранга (страной, регионом, местностью). Работы Пааси, в свою очередь, послужили основой для новой теории политических границ, органично вписавшейся в общую теорию мировых систем678. Эта теория опирается на "послебартовскую" культурную антропологию и этнологию, а в политологии - прежде всего на работы Б.Андерсона679 (Andersen, 1983) и другие исследования национализма и его роли в государственном строительстве. Первая предпосылка новой теории границ состоит в том, что их ныне нельзя изучать только на уровне страны. Важно также место границы во всей системе мировых границ, определяющее практику приграничной деятельности. Функции границы, ее значение для страны могут быть поняты только при анализе на нескольких пространственных уровнях - от глобального или макрорегионального до локального - в соответствии с миросистемной теорией, развитой И.Валлерстайном и П.Тейлором680. Во все более взаимозависимом и интегрированном мире заметную роль играют наднациональные организации, например, "единая Европа" (то есть страны Европейского Союза), и, в то же время, в ответ на интернационализацию хозяйства и унификацию культуры пробуждается региональное самосознание. В результате процессов глобализации функции границ, понятие и конфигурация приграничного пространства (т.е. пространства взаимодействия экономической, правовой, социальной и иных систем соседних государств) радикально изменились. Границы стали легко проницаемыми для многих видов потоков, в частности информации и капиталов, резко снизилась роль таможенных ограничений как символа национального суверенитета. Приграничное пространство ныне охватывает не только зону вдоль линии государственной границы, но и многие территории далеко в глубине территории страны - вокруг морских портов, свободных экономических зон и др. Вторая предпосылка заключается в том, что границы невозможно изучать в отрыве от проблем идентичности - самоидентификации человека с определенной социальной и/или территориальной группой, прежде всего, этнической. Национализм всегда предполагает борьбу за территорию или защиту прав на нее. Националисты, как правило, мечтают о переделе политической карты или путем расширения своей этнической территории, или за счет вытеснения из нее "чужаков". Практика приграничной деятельности сильно зависит от дискурса о границе, государственной территории и идентичности. Идентичность имеет состязательный и множественный характер и выстраивается в итоге диалога и властных отношений между социальными группами, между социальной группой и государством и между государствами. Между собой конкурируют две формы групповой идентичности: по культуре (прежде всего этнические) и по политической лояльности (политические), отражающие существование наиболее мощных форм социальных группировок людей - этнических общностей и государственных образований. Элиты в стремлении мобилизовать этническую группу на борьбу со своими противниками или с центральной государственной властью используют старые или мобилизуют новые "маркеры" - групповые черты и символы, исторические мифы и социальные представления, отличающие ее от других, противопоставляющие "нас" ("своих") "им", "чужим". Особенный размах процесс культурной дивергенции приобретает, если ему на службу поставлена государственная машина, как это произошло в республиках бывшего СССР. Ведущей силой в строительстве новых этнических идентичностей являются политические элиты, заинтересованные в своей легитимации, сохранении статуса, позволяющего им контролировать экономические и иные ресурсы группы. Таким образом, именно в процессе национального и государственного строительства и в результате национальных конфликтов очень часто формируются новые границы, новые приграничные зоны и новые отношения между соседями. Следовательно, исходным пунктом исследований современных границ должно быть изучение возникновения и эволюции территориальных идентичностей. Границы - это сравнительно недавние социальные конструкты, создающиеся сначала в социальных представлениях, а затем уже делимитируемые по карте. Проблема идентичности неразрывно связана с анализом функций государства. В ХХ веке созданный в прошлом столетии идеал нации-государства, объединяющего более или менее однородную этническую группу с общим языком и культурой, легитимированного демократическими процедурами выборов, сильно поблек. Кровавые события во многих регионах мира показали его неосуществимость. Тем не менее, как продемонстрировали события последних лет в бывшей Югославии, этот идеал отчасти сохраняет свою привлекательность. По выражению Д.Харви, национализм представляет собой особый тип территориальной самоидентификации человека и территориальную форму идеологии681. Цель национализма - создать этническую идентичность, элементом которой являются определенные географические границы. Неразрывная классическая триада политической географии "нация - территория - государство" возникла в Европе в начале XX века. Одно из важнейших условий формирования политической и/или этнической идентичности - использование общего языка. Способствуя ее созданию, государство вырабатывает свою иконографию - систему символов, образов, национальных праздников, регулярных парадов, фестивалей, публичных церемоний, манифестаций и традиций - всего того, что может помочь сцементировать национальную солидарность и замечать различия между населением по обе стороны государственной границы. Иконография также включает систему национальных стереотипов, через призму которых воспринимается отечественная история, территория и место страны в мире, ее "естественные" союзники и враги и благодаря которым создается геополитическая доктрина страны. Бенедикт Андерсон метко подметил, что национализм нацелен внутрь, чтобы объединить нацию, и вовне, чтобы разделить нацию и ее территорию от соседних народов682. Национальные стереотипы обязательно включают образы пространства: районы, входящие в государственную территорию в национальном сознании, получают своего рода коды, а многие из них становятся национальными символами. Из этого вытекает простая политическая формула: если нет стабильной политической идентичности, нет и устойчивых границ, стабильного государства в целом. Хотя этническая идентичность по-прежнему занимает центральное место в территориальной самоидентификации человека, ее роль постепенно падает. Многие люди идентифицируют себя сразу со многими территориальными и/или этническими общностями. Так, в Восточной Украине специалисты насчитывают до шести уровней этнической и территориальной идентичности (советскую, русскую, украинскую и несколько региональных). Создание политической и этнической идентичности нельзя представлять исключительно как процесс, полностью регулируемый политическими элитами, полагающими, что они действуют в интересах всего населения, и направленный "сверху вниз". П.Салинс в своей книге о долине Чердания, рассеченной франко-испанской границей, ярко показал, что этот процесс - двусторонний, и местные территориальные коллективы играют значительную роль в формировании и консолидации государства в практике деятельности на приграничной территории. Восприятие границы этнически однородным населением по обе ее стороны значительно менялось со временем и, таким образом, абсолютно неизменных, вечных идентичностей не существует683. Перераспределение функций между границами и идентичность. Новые политические границы на всех иерархических уровнях почти никогда не возникают на "чистом месте" и крайне редко "секут" старые. Чаще всего культурные границы преобразуются в границы де-юре. В свою очередь, "разжалованные" границы де-юре (т.е. официально закрепленные границы между юрисдикциями, государствами, территории их районами и провинциями) не исчезают совсем. Обычно они прекрасно выражены в культурном и политическом ландшафте, а иногда даже визуально вполне различимы на местности, сохраняя определенный шанс вновь когда-нибудь приобрести официальный статус полностью или частично, вновь став границами государства или провинции. Таким образом, бывшие государственные границы становятся административными или культурными рубежами, так или иначе влияющими на жизнь общества, и наоборот. Даже когда государства присоединяли к себе новые территории вопреки воле их жителей, государственная граница быстро трансформируется в культурную, в "шрам истории" на карте страны или региона. Существование единого правового, экономического и информационного пространства в пределах государственных границ делает свое дело. Анализ соотношения между границами разного уровня "де-юре" и "де-факто" позволяет обойти известный в лимологии вопрос о "курице и яйце": что первично - идентичность или граница. В действительности параллельно развиваются два процесса: существующие границы воздействуют на эволюцию идентичности, а идентичность - на функции границ и деятельность в приграничных районах. Культурная граница, или граница де-факто, выполняет, прежде всего, внешние функции контакта между культурами, тогда как границы де-юре - функции внутренние, обеспечивающие суверенитет и территориальную целостность государства, социальную и этнокультурную интеграцию его населения. Государственные границы - это, прежде всего, линии раздела, символы независимости, физически выраженные в пространстве (пограничные посты и таможни, контрольно-следовые полосы и т.п.). Перераспределение функций между границами в сильной степени зависит от сдвигов в идентичности населения. Разные уровни территориальной идентичности могут играть разную роль: подчиненную или господствующую. Если в каком-либо регионе местная этническая или этнокультурная идентичность усиливается за счет общенациональной, политической, это грозит территориальной целостности страны. Главные виды территориальной идентичности - этническая и национальная (политическая, государственная), могут быть в гармонии, но нередко находятся в остром конфликте, от исхода которого зависит система политических границ. Иногда идентичность меняется крайне медленно, но в критических обстоятельствах сдвиги в ней могут произойти за считанные месяцы. Выделяются четыре типа этнической идентичности: − моноэтнический - только с одной этнической группой; − биэтнический или множественный (одновременно с двумя или несколькими группами); − маргинальный: слабая или нестабильная самоидентификация с двумя или более этническими группами и "шатание" между ними, что может привести к полному отторжению, отбрасыванию человеком этнической идентичности - к так называемому этническому нигилизму. Космополитизм может рассматриваться как форма маргинальной идентификации; − панэтнический, то есть сильная идентификация с группой, которая включает множество этнических групп (например, восточно- или южно-славянская, арабская и т.п.)684. Глобализация и, в частности, усиление международных миграций ведут к увеличению доли смешанных браков и, соответственно, числа людей с двойной или даже множественной идентичностью. Этот феномен, усложняющий иерархию территориальных идентичностей, был особенно характерен для многих регионов Советского Союза. 1) Широкое распространение биэтнической, множественной и маргинальной идентичностей. Эти виды идентичностей получили широкое распространение благодаря многочисленным смешанным бракам, особенно в районах, расположенных в этнически разнородных пограничных зонах (например, в украинском и российском Донбассе, на Северном Кавказе), или в районах и городах, быстро выросших в ходе индустриализации или освоения новых районов и притягивавших мощные потоки мигрантов из разных частей страны. 2) Сохранение "реликтовых" идентичностей. "Советская" идентичность значительной части граждан не только России, но и других бывших союзных республик не исчезла после распада СССР, а продолжает существовать, хотя и в большинстве случаев не носит идеологической окраски, а лишь отражает материальные неурядицы, ностальгию по былой стабильности, отсутствию межнациональных конфликтов и границ между советскими республиками. Люди с "советской" идентичностью по-прежнему отождествляют себя со всей территорией бывшего СССР, и в их сознании общие для новых независимых государств границы сохраняют смысл. В бывших советских республиках группа населения с "советской" идентичностью включает большую часть русскоязычных жителей, не принадлежащих к "главной" (титульной) национальности, независимо от их этнического происхождения. Эта новая идентичность "русскоязычных" основывается на общности статуса, рода занятий (русскоязычные жители большинства республик проживают главным образом в городах и заняты в промышленности, науке, здравоохранении и образовании) и особенно образования и культуры. "Русскоязычные", как правило, недостаточно владеют государственным языком и страдают от повсеместного форсированного перехода на него. 3) Одновременный процесс консолидации этнической идентичности и создания новой политической (государственной) идентичности в ходе государственного строительства в условиях системного общественного кризиса. Согласно концепции либерального национализма, естественный ход истории приводит к образованию национального государства и, следовательно, политическая идентичность развивается на базе этнической. Однако гораздо чаще государства, а не нации создают одновременно и политическую, и этническую идентичность. Перед руководителями новых независимых государств в бывшем СССР объективно встала задача сплочения разнородного в этническом и культурном отношении населения в политические нации - превращении их в лояльных граждан своей новой страны, разделяющих ее национальные символы, имеющих единые представления о ее истории и границах, традиционных союзниках и потенциальных внешних угрозах. Кроме того, для многих республик (Украины, Молдовы, Казахстана и других) актуальна задача сплочения не только меньшинств, но и самой титульной нации, поскольку в силу исторических причин у ее различных региональных групп не сложилось общего представления о своей нации, ее истории, территории и отношениях с соседями. Заявляя о своей приверженности строительству государства всей политической нации, вне зависимости от этнической принадлежности составляющих ее групп, на практике руководство многих постсоветских государствах принимает меры, ущемляющие интересы меньшинств. Государства используют в строительстве национальной и политической идентичности имеющиеся в их распоряжении мощные средства: − политику в области функционирования языков; − систему образования; − регулирование деятельности средств массовой информации; − пересмотр взглядов на историю; − экономические рычаги и региональную политику. Одним из самых мощных средств модификации или создания идентичности является система образования, с помощью которой распространяются и укореняются исторические мифы и стереотипы. Огромную роль играет переход на титульный язык преподавания. В национальном строительстве как аргумент для обоснования исключительных прав на "свою" территорию, хранящую символы героического прошлого, обычно используется общность происхождения и исторических судеб этнической группы. 4) Использование в национальном и государственном строительстве экономических рычагов и региональной политики облегчается сложившимся разделением труда между районами с разными пропорциями титульного населения и этнических меньшинств, которое часто определялось природными факторами. Во многих новых независимых государствах русское и русскоязычное население сконцентрировано в городах и занято, главным образом, в обрабатывающей промышленности, испытывающей упадок, тогда как титульное - в сельской местности. В результате его интенсивных миграций в города усиливается конкуренция за рабочие места, жилье, различные привилегии между "своими" и "чужими", что способствует укреплению идентичности и политической мобилизации с обеих сторон. Иными словами, нетитульное население испытывает на себе одновременно последствия национального и государственного строительства и экономического кризиса. Часто невозможно различить, какие из них объясняются преднамеренной дискриминацией властей, а какие - "естественными" последствиями экономического спада. Таким образом, незавершенность процессов государственного строительства накладывает сильный отпечаток и на систему границ в постсоветском пространстве, в том числе и на государственные границы России с ее новыми соседями - бывшими советскими республиками. Несмотря на принятые меры по укреплению новых государственных границ, Россия, как и десять лет назад, стоит перед дилеммой. С одной стороны, в интересах экономической и иной безопасности необходимо и далее вкладывать крупные средства в охрану границ, во многих случаях ужесточать их режим. С другой, для этого не хватает средств, а главное, прочные культурные и родственные связи между населением приграничных районов часто не позволяют закрыть границу "герметически". Российско-украинское пограничье - прекрасный пример органической взаимосвязи между внешними и внутренними границами, между границами де-юре и де-факто. Харьков и Белгород - два исторических центра Слобожанщины, где оседало беглое крестьянство, селившееся в слободах - селах, свободных от крепостного права и помещичьего землевладения. Несмотря на близость Слобожанщины к Дикому полю - зоне кочевых набегов, сюда бежали как из Центральной России, так и с украинских территорий. В результате сложилось смешанное русско-украинское население. Отличительной чертой "слобожан" были чрезвычайно крепкие родственные связи. Семья была главной опорой благополучия на протяжении нескольких столетий. Не утратила она своей роли и в эпоху индустриализации, смешавшей социальные слои и образы жизни. Среди городского населения региона всегда доминировал русский язык. Украинский национализм никогда не имел в Харькове массовой базы. Несмотря на то, что в среднем по Белгородской области украинцы формально не составляют значительной группы, в области имеются целые украинские села. Этническая идентичность жителей многих населенных пунктов в ХХ веке была крайне изменчива, о чем свидетельствуют резкие изменения в переписных данных о численности украинцев во многих районах нынешней Бедгородской области, которые нельзя объяснить только миграционными движениями. По переписи 1897 г., в Грайворонском, Новооскольском, Старооскольком и Белгородском уездах бывшей Курской губернии насчитывалось 483 тыс. украинцев (к украинцам относили членов крестьянских хозяйств, глава которых говорил по-украински), а по оценке 1920 г. - 526 тыс. Так, в 1920 г. доля украинцев в Новооскольском колебалась по волостям от 60 до 80%, в Валуйском их насчитывалось около 60%. Ссылаясь на состав населения, а также на экономическое тяготение к Харькову ряда территорий, в том числе Белгородского уезда, Госплан УССР и Центральная административно-территориальная комиссия Всеукраинского ЦИК обратились в мае 1924 г. во ВЦИК СССР с просьбой о передаче этих территорий Украине (Божко и др., 1994). Частично эти требования были удовлетворены постановлениями ВЦИК в октябре 1925 г. и затем в октябре 1928 г. Однако ряд сел с преимущественно украинским населением остался в границах РСФСР. Разумеется, местные украинцы никуда не делись: часть из них смешалась с русским населением, у других в преимущественно русскоязычной среде полностью или частично изменилась идентичность. Население территорий по обе стороны границы сохраняет тесные родственные связи, что подтвердило и наше исследование. Отождествление себя со своим государством легитимизирует границу в сознании людей и облегчает восприятие реальности. Ощущение же себя "советским человеком" или "жителем данного региона", напротив, затрудняет адаптацию к жизни вблизи новой государственной границы, усиливая психологический дискомфорт. Но оно несет в себе и определенный "положительный заряд" - чувство общности, связанное с "трансграничной" региональной идентичностью или даже рудиментарное "советское" самосознание способствуют поддержанию и восстановлению на новой основе контактов между приграничными регионами, их бытовой и хозяйственной интеграции. Политическая (государственная) и национальная (этническая) идентичность - ключевой и очень больной идеологический вопрос для молодого украинского государства. Россия также переживает кризис идентичности, хотя и в других формах. Результатами многих исследований, проведенных украинскими, российскими и западными специалистами685 доказано, что на Украине между этнической, религиозной, региональной, языковой самоидентификацией населения и его политическими предпочтениями, отношением к рыночным реформам, социальным поведением существует глубокая связь. С ответом на сакраментальный вопрос "Кто такие украинцы?" связана и точка зрения респондентов на необходимость рыночных реформ. Если украинцы - европейский народ, всегда тяготевший к передовым западноевропейским странам, то реформы нужны уже потому, что они сделают страну более демократической и более "западной". Так чаще всего и считают убежденные сторонники ускоренного строительства украинского национального государства, особенно жители западных областей. Далее, если украинцы принадлежат к западноевропейскому, а не к восточнославянскому культурному кругу, то тогда придание русскому языку статуса второго государственного стало бы признанием евразийской, а не "подлинно" европейской сущности Украины, препятствовало бы ускоренному формированию единой идентичности для всех украинцев за счет противопоставления их этнически "другим" русским. Поскольку в процессе государственного строительства украинская идентичность противопоставляется русской и "малороссийской" (идентичности русскоязычных и русифицированных украинцев), то из этого так же логично следует, что надо всемерно сокращать социальную и культурную дистанцию между регионами, строя централизованное, унитарное государство, в котором вопросы развития регионов, в том числе образования и культуры, решаются, главным образом, в столице. Национальная интеграция всех украинцев закономерно представляется сторонникам этой позиции главной задачей переходного периода и условием успешного выхода из экономического кризиса путем создания новой, независимой от связей с Россией экономики. И наоборот, если считать украинцев одним из трех близких восточнославянских народов, то тогда естественно сожалеть об утраченном единстве и распаде СССР, желать полной занятости и социальных гарантий, присущих советскому строю, протестовать против приватизации и других "антигуманных" рыночных реформ, голосовать за коммунистов и другие левые партии, выступать за восстановление связей с Россией и другими странами СНГ - пусть не в едином государстве, а в форме конфедерации или хотя бы в рамках более эффективного, чем сейчас, СНГ. Носители такой позиции, чаще всего русскоязычные жители Восточной Украины, вполне логично выступают за придание русскому языку статуса второго государственного. Им близка идея федерализации Украины как средство учета интересов регионов и отражение их ярко выраженной культурной специфики. Для них характерно "черно-белое" видение своей страны ("прозападная" Галиция и "пророссийский" Восток) и стремление игнорировать гораздо более сложный территориальный состав и структуру идентичности самих русскоязычных жителей Украины. Часть из них еще воспринимает себя как советских людей или как местных жителей, другая часть (в крупных городах) не придает этнической идентичности большого значения, а третьих устраивает перспектива ассимиляции. Россия представляется сторонникам этих взглядов наиболее близким и естественным союзником. В условиях социально-культурных противоречий между востоком и западом страны, среди украинской политической элиты еще в начале 90-х годов, возобладало мнение, что Украина станет современным государством только тогда, когда в обществе будет достигнута определенная культурно-языковая однородность, а большинство его членов, будут разделять политическую идентичность, которая строится сейчас государством. Более того, декларировалось, что только в национальных государствах, не раздираемых этнотерриториальными противоречиями, может процветать демократия686. По этому кардинальному вопросу государственного строительства сложился определенный консенсус: украинское государство - не двух- или многонациональное, а основывается на украинской этнической идентичности. Однако украинский характер государства и нации понимается расширительно, а не исключительно. Иными словами, хотя Украина и украинское государство, всякий, кто в ней живет, независимо от национальности и языка, рассматривается как украинец. Этот принцип подтвержден в Концепции национальной безопасности 1997 г. Украинцы, наряду с малочисленными крымскими татарами, рассматриваются как коренные народы Украины, а все остальные этнические группы, включая и русских, отнесены к национальным меньшинствам. Соответственно, украинский - единственный государственный язык Украины, а культура и история украинского народа должны стать основой сплочения украинской политической нации687. Поскольку всякое государство, нуждается в особой системе национальных мифов, символов и представлений, то и господствующая украинская историография является не националистической, а национальной688. Чтобы разобраться в реальной ситуации в российско-украинском пограничье, нами в ходе полевого исследования в Белгородской и Харьковской областях в июне 2001 г. был проведен опрос 500 человек689. В выборку включены только жители этих двух областей, пересекавшие границу. Опрос проводился на вокзалах Харькова и Белгорода перед отправлением электропоездов, связывающих два города, на пограничных станциях Готня и Казачья Лопань (Украина) и Наумовка (Россия), на которых делают пересадку на "внутриукраинские" или "внутрироссийские" электрички пассажиры местных поездов. Часть респондентов была проинтервьюирована на конечных остановках автобуса и маршрутного такси или в автобусе по пути. 67 человек опрошено в пограничных городах Шебекино, Валуйки (Белгородская область) и Волчанск (Харьковская область) в автобусах и дизель-поезде. Распределение опрошенных по направлениям (пунктам пропуска) и видам транспорта было примерно пропорционально потокам людей через границу по данным Пограничной службы Украины. Таким образом, 276 респондентов в момент опроса следовали электричкой, 5 - дизель-поездом, 200 - автобусом и 18 - маршрутным такси. Специфика выборки заключается в том, что она отражает мнение главным образом тех, кто регулярно пересекает границу, хорошо осведомлен о положении дел у соседей и более мобилен. Среди опрошенных 45,6% направлялись из Белгородской области в Харьковскую, 46,6% - из Харьковской в Белгородскую. 7,2% следовали транзитом: из Белгородской области в другие регионы Украины - 2,4% и из Харьковской области в другие регионы России - 4,8%. Респондентам задавались четыре группы вопросов. Первая из них включала обычные анкетные вопросы: возраст, образование, социальное положение, длительность проживания в Харьковской или Белгородской областях, наличие родственников в соседнем регионе. С помощью второй группы вопросов выяснялось экономическое положение человека, род его занятий и его мнение о ситуации в области. Третья была направлена на определение частоты и мотивов поездок через границу, выявление миграционных намерений. Наконец, четвертая имела целью выявить идентичность респондентов. Опрос проводился интервьюерами социологического факультета Харьковского Национального университета им. В.Н.Каразина (руководитель - В.Н.Николаевский) в течение недели (конец июня 2001 г.) в разное время суток, с тем, чтобы охватить не только трудовые, но и торговые или рекреационные поездки между двумя областями. Из дней недели удалось охватить воскресенье, вторник и среду. На каждый из дней приходится примерно треть анкет. Согласно последней советской переписи 1989 г., в Харьковской области проживало 62,8% украинцев и 33,2% русских; в самом Харькове на русских приходилось около половины населения. При этом почти половина жителей назвала родным украинский язык, другая половина - русский. Однако уже доказано, что переписные данные о родном языке не отражают действительную языковую ситуацию, поскольку, отвечая на соответствующий вопрос, люди часто ассоциировали родной язык со своей этнической идентичностью690. Поэтому русский язык распространен на постсоветском пространстве гораздо шире, чем это следует из данных переписи. На июль 1999 г. в целом по Украине 39% граждан говорили только на русском, около 8% больше на русском, чем на украинском, 17-18% использовали так называемый суржик (смесь обоих языков), 7% предпочитали украинский русскому и 40% разговаривали только на украинском. По данным Института социологии НАН Украины, в семье примерно равное число граждан страны говорит на украинском и русском (по 46%). Однако языковая ситуация существенно различается между регионами (таблица 15). В Восточной Украине для 72% жителей русский является единственным или предпочтительным языком общения. В городах региона эта доля еще выше. Так, в Харькове по переписи 1989 г. русских было 53%, но на русском говорило подавляющее большинство населения. Естественно, это значительно облегчает контакты между жителями соседних регионов и служит фактором, определяющим миграционные намерения. Таблица 15
Таким образом, связь между идентичностью и предпочитаемым языком хотя и существует, но отнюдь не прямолинейна. В условиях широкого распространения двуязычия и смешанных браков многие граждане ассоциируют себя одновременно и с украинской и с русской культурами. Даже теперь в приграничном Шебекинском районе Белгородской области 15-20% браков - смешанные русско-украинские. Характерно, что среди участников нашего опроса 130 человек, или 26%, происходят из смешанных русско-украинских браков, а всего в смешанных семьях родилась без малого треть респондентов (32,4%). По данным Института социологии НАН Украины, в целом по стране 56% респондентов считали себя только украинцами, 11% - только русскими (напомним, что по переписи 1989 г. русских было зарегистрировано более 22%) и 22,5% - и украинцами и русскими692. Еще в меньшей степени предпочитаемый язык связан в постсоветском пространстве с политической идентичностью, т.е. фактически с лояльностью граждан новым независимым государствам. В середине 1999 г. 62% респондентов высказывались в пользу государственной независимости Украины, и только 38% из них были украинцами, говорившими исключительно или преимущественно на украинском языке. При этом доля граждан, полагающих необходимой ту или иную форму союза с Россией, варьирует по регионам Украины в четыре раза и, естественно, более высока в восточных и южных областях. Однако даже в Западной Украине 52% опрошенных высказались против какого-либо визового и таможенного режима на границе с Россией. Сторонников введения виз в сообщении с Россией на Западе насчитывалось 30,6%, в районе Центр-Запад - 7,2, Центр-Восток - 7,9, на Юге - 5,0, а на Востоке - только 2,6%. Таблица 16
Судя по результатам нашего опроса, идентичность и белгородцев и харьковчан явно носит переходный и размытый характер. Более 1/5 опрошенных россиян и 1/4 - граждан Украины еще считают себя советскими людьми. Еще около 9% россиян и 12% граждан Украины отождествляют себя не со своей страной и даже не со своей национальной группой, а с регионом - большей частью, областью. Если к этим людям добавить тех, кто затруднился ответить на вопрос о своем сознании или дал "экзотические", нарочито вызывающие ответы ("гражданин мира", "европеец"…), отнесенные нами к категории "прочих", то получается, что 32,5% россиян и 45,6% граждан Украины не могут или не желают ассоциировать себя с государствами, в которых они живут. При этом, по всей видимости, политическая (государственная) идентичность белгородцев сильнее, чем харьковчан. Харьковчане несколько более склонны идентифицировать себя как лиц какой-либо национальности, а не как граждан своей страны.
Таблица 17
Совершенно естественно, процент "советских людей" является наивысшим в старших возрастных группах (42,9% - в возрасте 65 лет и более и свыше трети - в группах от 45 до 64 лет). Они же - в наибольшей степени "интернационалисты": среди них самый низкий процент тех, кто мыслит себя, прежде всего, как представителя своей этнической группы.
Напротив, минимальна доля "советских людей"” среди молодежи, процесс социализации которой проходил в значительной степени уже в постсоветский период: среди лиц в возрасте от 18 до 24 лет их всего лишь 5,8%. В то же время, как и следовало ожидать, именно среди двух младших возрастных групп (от 18 до 34 лет) больше всего респондентов, ассоциирующих себя в первую очередь со своей страной (свыше 40%). "Патриотов" своей области больше всего среди людей среднего и зрелого возраста (45-64 года) - более 10%. Любопытна связь между разными видами территориальной самоидентификации - политической (государственной), этнической и региональной. "Советских людей" больше всего среди русских, комфортно чувствовавших себя в распавшемся многонациональном государстве (29,5%). Но и среди украинцев таких немало - 16,0%. Среди них, понятно, несколько больше, чем среди русских, тех, кто рассматривает себя как гражданина своей страны (соответственно 30,5 и 24,5%). В то же время, характерный для большой части населения бывшего СССР кризис идентичности среди украинцев приграничной зоны выражен сильнее: среди них намного больше, чем среди русских, тех, кто видит себя жителем своей области, Слобожанщины или просто затрудняется себя идентифицировать (в совокупности соответственно 24,5% и 15,6%). Определяющих себя, прежде всего, как лиц своей национальности или одновременно как граждан своей страны и представителей своей этнической группы среди украинцев и русских примерно поровну. При этом национальность матери сильнее влияет на нынешнюю идентичность людей, особенно тех, у кого мать - украинка, а отец - русский. Ответы на вопросы о второй идентичности (таблица 17) подтверждают эти выводы. Большая часть опрошенных во вторую очередь ассоциирует себя со своей страной и своей национальностью (в России больше, чем в Украине), а также со своей областью (примерно в одинаковой степени в обеих странах). Примечательно, что Слобожанщина как трансграничный регион в сознании жителей Белгородской области областей практически не существует, тогда как у харьковчан ее "следы" все-таки обнаруживаются. Вероятно, это связано с приверженностью многих граждан двум культурам, трудносовместимой с государственным курсом на сплочение украинской политической нации на базе только украинской историографии и культуры. Довольно много респондентов считают своей второй идентичностью советскую. Наш опрос еще раз показал, что идентичность прямо связана с материальным положением граждан. Кризис идентичности, хотя, разумеется, и не сводится к экономическому фактору, но имеет к нему отношение. Показательно, что он сильнее выражен на харьковской стороне пограничья. При этом 67,9% харьковчан полагают, что ситуация в их области хуже, причем почти треть (32,3%) - намного хуже, тогда как 43,1% опрошенных жителей Белгородской области убеждены, что ситуация в их регионе "намного" или "несколько" лучше, чем у соседей. Только 12,5% белгородцев и 17,9% харьковчан не видят разницы в экономической ситуации по обе стороны границы. В этих условиях вполне естественно, что жители Белгородской области, принимающие участие в поездках через границу, гораздо в большей степени удовлетворены своим нынешним положением, чем их визави. Разница в восприятии сложившейся ситуации между мигрантами из обеих областей поразительная. К категории людей, выбравших "оптимистический" вариант ответа на стандартный вопрос мониторинга ВЦИОМ ("все не так уж плохо, и можно жить"), среди белгородцев принадлежат 58,8% опрошенных. Среди харьковчан "оптимистов" более чем впятеро меньше - всего лишь 11,2%. Еще более контрастны различия между долей беднейших, выбравших ответ "Терпеть наше бедственное положение уже невозможно". Их 3,1% среди опрошенных из Белгородской области и 37,6% - из Харьковской области: почти вдесятеро больше! На постсоветском пространстве низкий процент "оптимистов" вполне обычен. Так, в правобережной Молдове, согласно данным проведенного нами опроса, их насчитывалось еще меньше - 3,9%, а в Приднестровье - 9,6% (май 2000 г., выборка - 1014 респондентов), в Ставропольском крае (июнь 1999 г., выборка - 600 человек) - около 14%. Примечательна, таким образом, не низкая доля удовлетворенных своим положением в Харьковской области, а наоборот, чрезвычайно высокая доля "оптимистов" на Белгородчине. Их не только больше, чем в среднем по России, но больше, чем даже в Москве, далеко превосходящей по уровню благосостояния любой другой субъект Российской Федерации. Так, по данным проведенного нами в марте 2000 г. опроса около 3500 москвичей, только 22,8% из них заявили, что "все не так уж плохо, и можно жить". Дело, стало быть, не только и не столько в благосостоянии белгородцев, сколько в специфике их представителей, путешествующих через границу. В наиболее бедственном положении находятся пенсионеры - люди старше 65 лет. Свыше 57% из них заявило, что им не хватает денег даже на самые необходимые продукты. В более молодых возрастных категориях доля самых бедных плавно убывает и достигает минимума (4,5%) среди молодежи возрасте от 15 до 24 лет (возможно, частично сказывается еще не исчезнувший в этом возрасте более оптимистичный взгляд на жизнь). Доля людей, кое-как сводящих концы с концами ("денег хватает только на продукты и покупку самых недорогих вещей"), почти не варьирует между основными группами лиц трудоспособного возраста (с 25 до 54 лет) - их среди этих групп около 45%. Наоборот, в относительно молодых когортах удельный вес тех, кому "денег в основном хватает" и тех, кто смог заявить, что "живет обеспеченно, хотя и не может сделать некоторых покупок", значительно больше - около 40% в группах от 25 до 34 и от 35 до 44 лет и целых две трети в самой молодой группе - от 18 до 24 лет. По данным многих опросов, это существенно выше, чем среди населения двух стран в целом: сказывается высокий процент торговцев-"челноков" среди перемещающихся через границу. Доходы респондентов и оценка ими своего положения прямо связаны с уровнем образования. Среди людей, в большей или меньшей степени удовлетворенных уровнем своего благосостояния (таких среди опрошенных набралось 172), с огромным перевесом преобладают лица с высшим образованием. Все же и среди них, как и во всей выборке, абсолютно преобладают беднейшие и бедные, но их доля меньше. Социологические данные о социальной ситуации в Белгородской и Харьковской областях подтверждаются статистическими. Так, средняя заработная плата в Харьковской области заметно ниже - менее 80% от уровня Белгородской. При этом внутри Харьковской области нет резких различий в оплате труда, а в области Белгородской зарплата в Губкине и Старом Осколе в два-три раза превышает среднеобластные показатели. Размер пенсий, социальных пособий и выплат также выше с российской стороны. Бóльшие доходы населения в Белгородской области сказываются на объемах розничного товарооборота и платных услуг, вдвое превышающих харьковские показатели. В Белгородской области почти самый низкий в России уровень бедности. По соотношению доходов населения и стоимости потребительской корзины область занимает второе место после Москвы. Она полностью газифицирована. Ниже, чем у украинских соседей, стоимость коммунальных услуг. Особую гордость администрации составляет жилищная программа, основанная на кредитовании населения. Благодаря ее реализации, Белгородская область занимает первое место в России по ежегодному вводу жилой площади (в 1999 г. в расчете на 1000 жителей он был вдвое больше, чем в среднем по стране). nbsp;Неудивительно, что миграционные намерения опрошенных жителей соседних областей существенно различаются. Понятно, что желание эмигрировать охватывает, прежде всего, людей с минимальным уровнем доходов: доля желающих переехать среди тех, кому денег не хватает на самое необходимое или хватает только на покупку продуктов и самых недорогих вещей, примерно вдвое больше, чем среди тех, кому денег в основном хватает, и почти в 40 раз (!) больше, чем среди тех, кто расценивает себя как обеспеченных людей. Только 5,7% белгородцев хотели бы переехать на Украину, 89,3% из них такая перспектива не привлекает. В то же время 42,6% жителей Харьковской области в принципе были бы готовы избрать местом жительства Россию (47,6% переехать не желали). Мотивом для них была, в основном, вовсе не ностальгия по родине, ныне отделенной государственной границей (эту причину указали только 12,3% харьковчан, готовых переселиться в Россию), и даже не желание жить ближе к родственникам и традиционное для жителей обеих стран стремление опереться на их помощь (13,0%). И уж практически совсем не интересует простых граждан политика: более демократический характер режима в России назвали важным фактором только два человека. Главные причины желания перебраться в Россию (впрочем, чаще всего гипотетического) - экономические ("лучше и стабильнее экономическое положение", "есть перспективы", "выше уровень жизни", "легче жить, больше заботы о людях", "есть работа", "можно найти работу по специальности", "выше зарплата, пенсия"). Эти факторы, перечисленные нами в порядке важности, считают наиболее существенными 70,6%. При этом степень укорененности на харьковской земле, как ни странно на первый взгляд, обратно пропорциональна доле респондентов, желающих покинуть свою область и страну. Больше всего их среди тех, кто в Харьковской области родился или прожил более 25 лет, почти нет - среди тех, кто прибыл туда на жительство менее двух лет назад и, стало быть, имел для переезда достаточно веские причины, еще остающиеся актуальными. Важно, вероятно, и то, что люди, прожившие на Харьковщине 10 лет и более, лучше помнят советские времена, когда нынешняя государственная граница не имела еще столь значимых барьерных и символических функций. Среди тех, кто выразил желание в принципе переехать в соседнюю страну (в основном в Россию), доля ассоциирующих себя в первую очередь со своим государством или одновременно с государством и своей этнической группой вдвое ниже, чем среди тех, кто об эмиграции не думает. "Советских людей" или лиц, затрудняющихся как-либо определить свою идентичность, среди помышляющих о переезде также примерно вдвое больше, чем среди не предполагающих уехать. Региональная самоидентификация на миграционные намерения влияния не оказывает. Для многих белгородцев и харьковчан граница стала неожиданной и довольно суровой реальностью. В то же время многим она дает возможность заработать. 59,4% респондентов из Белгородской области и 64,4% - из Харьковской заявили, что граница в той или иной степени влияет на их повседневную жизнь, причем 20,6% белгородцев и 27,7% харьковчан оценили это влияние как очень сильное, а соответственно 14,4% и 20,1% - как значительное. Характерно, что в связи с более сложной социально-экономической ситуацией в Харьковской области воздействие границы сильнее чувствуют харьковчане. Как и во многих других регионах постсоветского пространства, идентичность населения белгородско-харьковского пограничья носит размытый, переходный и, вместе с тем, сложно организованный, иерархический характер, о чем свидетельствует высокая доля тех, кто еще полагает себя прежде всего "советскими людьми" и "местными" жителями, а не гражданами своей страны. При этом политическая идентичность харьковчан существенно слабее, чем белгородцев, что явно частично связано с более тяжелой социальной ситуацией, но также и с трудным положением, в котором очутилось многочисленное русскоязычное население Харьковской области и особенно города Харькова в ходе строительства независимого украинского государства и политики "украинизации", особенно в сфере образования. Показательно, что "советских людей" больше среди этнических русских, и они же больше других выказывают гипотетическое намерение переселиться в Россию. Идентичность представителей более молодых возрастов заметно отличается от других категорий населения. Молодые люди лучше приспособились к новым условиям, их доходы выше, они в большей степени удовлетворены своим материальным положением, их социализация частично протекала уже в постсоветские годы. Поэтому среди них выше тех, кто считает себя гражданами своей страны. Правда, следует повториться: речь идет не о всем населении, а о тех, кто чаще других ездит через границу. Все же поправка в этом случае не должна быть очень существенной, учитывая широкие родственные связи между жителями обеих областей. Граница изменила жизненную сферу жителей приграничных областей весьма избирательно. Она резко ограничила ее для большой части пенсионеров и домохозяек. В то же время экономический кризис, изменение структуры занятости и источников средств существования в обеих областей привели к расширению жизненной сферы части населения и увеличению частоты поездок, связанных, в основном, с торгово-посреднической деятельностью. Значение этой компоненты приграничных миграций может в перспективе сильно уменьшиться по мере выравнивания уровня доходов между Россией и Украиной, что, в свою очередь, будет способствовать укреплению политических идентичностей с обеих сторон границы. Этому же способствует практически полное отсутствие производственной кооперации - живой ткани экономического приграничного сотрудничества на местном уровне, территориальное сокращение жизненной сферы жителей приграничья. Как сказал нам в своем интервью бессменный глава администрации Шебекинского района Белгородской области А.В.Смык (г. Шебекино расположен почти на самой границе), производственная деятельность местных сельскохозяйственных, а в последние годы и промышленных предприятий замкнута границами района, области, страны. Они получают горючее и запчасти, комплектующие и сырье, семена и племенной скот в основном от "своих" поставщиков, и "своим" потребителям они направляют собственную продукцию для переработки или реализации693. Роль украинских партнеров, в том числе соседей-харьковчан, значительна лишь в поставках новой сельхозтехники и запчастей к ней (30-40%), да и то многие хозяйства предпочитают импортную, более дорогую, но и более эффективную. Такая же ситуация и с украинской стороны, зависящей, правда, от российских поставщиков топлива и электроэнергии694. Граница сильно урезала часть жизненной сферы граждан, связанную с удовлетворением повседневных социальных потребностей. Перемещения через границу учащихся, людей, нуждающихся в редких медицинских или иных услугах, в том числе обычно доступных только в крупном городе, сведены к минимуму. В то же время культурные контакты на областном и районном уровнях устойчивы и сейчас. Именно Белгородская и Харьковская области неизменно выступают инициаторами новых форм приграничного сотрудничества. Российско-украинская граница ныне - типичная асимметричная граница, имеющая в условиях строительства нового независимого украинского государства весьма значимые функции государственного символа. Россия и ее приграничные регионы в настоящее время экономически существенно более привлекательны для жителей Украины, чем украинские - для россиян. Примечания
672Lunden T. The Domain of Time Geography. A Focus on Political Geography. Europe Betwen Political Geography and Geopolitcs/Ed. by Antonsich M., Kolossov V., Pagnini M.-P. 1. Roma, 2001, p. 269-278; Lunden T., Zalamans D. Boundary Towns. Studies of Communication and Boundaries in Estonia and Its Neighbours. Stockholm, 2000. 673House J.W. Frontier on the Rio Grande: A Political Geography of Development and Social Deprivation. Oxford, 1982. 674Lunden T. Op. cit.; Buttimer A. Home, Reach and the Sense of Place - regional identitet och forandringi den regionala samverkans samhallem 13-40. - Acta Unversitatis Upsaliensis, Uppsala, 1978. 675Колосов В.А., Мироненко Н.С. Геополитика и политическая география. М., 2001. 676Колосов В.А., Кирюхин А.М. Приграничное сотрудничество в российско-украинских отношениях. - Полития, 2001, № 1, с. 141 - 165. 677Paasi A. Territories, Boundaries and Concioussness: The Changing Geographies of the Finnish-Russian border. Chichester, 1996. 678Kolossov V, O’Loughlin J. New borders for new world orders: Territorialities at the fin-de-si?cle.- Geojournal, 1998 , vol. 44, № 4, p. 259-273. 679Anderson B. Imagined Communities: Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. L.,1983. 680Kolossov V, O’Loughlin J. Op. cit. 681Harvey D. The Condition of Post-Modernity: An Enquiry into the Origins of Cultural Change. Oxford, 1982. 682Anderson B. Op. cit. 683Sahlins P. Boundaries: The Making of France and Spain in the Pyrenees. Berkeley, 1989. 684Pirie P.S. National Identity and Politics in Southern and Eastern Ukraine. - Europe-Asia Studies, 1996, vol. 48, p. 407-428. 685См., например: Arel D., Khmelko V. The Russian Factor and Territorial Polarization in Ukraine. - Harriman Review, 1996, № 1, p. 81-91; Hesli V., Reisinger, W. Miller A., Political Party Development in Divided Societies: The Case of Ukraine. - Electoral Studies, 1998, № 2, p. 235-256; Kubicek P. Regional Polarisation in Ukraine: Public Opinion, Voting and Legislative Behaviour, Europe-Asia Studies, 2000, №2, p. 273-294; O’Loughlin J. The Regional Factor in Contemporary Ukrainian Politics: Scale, Place, Space, or Bogus effect? - Post-Soviet Geography and Economics, 2001, vol. 42, № 1, p. 1-33. 686Kuzio T. Ukraine. State and Nation Building. N.Y., 1998. 687Украина в 2000 году и после: Геополитические приоритеты и сценарии развития. Киев, 1999; D'Anieri P., Kravchuk R., Kuzio T.. Politics and Society in Ukraine. Boulder, 1999. 688 Колосов В.А. Российско-украинские отношения в эпоху интенсивного национального и государственного строительства. - Полития, 2001, № 1, с. 103-140. 689 Это исследование было частью крупного исследовательского проекта, посвященного приграничным миграциям в постсоветском пространстве, во главе с председателем Международного Совета по изучению миграции СНГ Ж.А. Зайончковской. Участниками исследования и авторами анкеты, помимо автора, были к.г.н. О.И.Вендина (Институт географии РАН) и д-р Роберт Кайзер (департамент географии Университета Висконсин, США), а также ведущий консультант Совета глав приграничных областей Республики Беларусь, Российской Федерации и Украины к.г.н. А.М.Кирюхин. Всем им автор выражает искреннюю признательность. 690Tishkov V. Nationalism and Conflict In and After the Soviet Union. London, etc., 1997. 691Источник: опрос Киевского центра политологии и конфликтологии. (руководитель - В.Е.Хмелько). 692 Шульга Н.А. Состояние российской культуры на Украине: мифы и реальностью - Диалог между украинской и русской культурами на Украине. Киев, 1999, с. 7-17. 693Интервью с главой администрации Шебекинского района Белгородской области А.В.Смыком, 26 июня 2001 г. 694Интервью с главой государственной администрации Волчанского района Харьковской области, 23 июня 2001 г. Стоит отметить также, что самое крупное ранее предприятие Волчанского района входило раньше в военно-промышленный комплекс и до сих пор поставляет значительную часть своей продукции в Петербург и Новосибирск. | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
 |
 |
 |
|
На эмблеме Форума изображен “аттрактор Лоренца” − фигура, воплощающая вариантность движения потоков частиц в неравновесных системах. Эмблема зарегистрирована как товарный знак © Научно-образовательный форум по международным отношениям, 2002 Москва, Газетный пер, д. 9, стр. 7, офис 16 Адрес для корреспонденции: 101000 Москва, Почтамт, а/я 81 Тел.: (095) 790-73-94, тел./факс: (095) 202-39-34 E-mail: info@obraforum.ru |
|